особенности из-за присутствия как ресничек, так и жгутиков, эта форма совершенно не похожа ни на одного ранее описанного термитного паразита» (Sutherland, 1933: 163, 165). Тридцать лет спустя исследователи, оснащенные электронными микроскопами, определили, что Сазерленд ошибся в своем описании «парадоксально смешанных волосков» Mixotricha paradoxa: «Эти структуры – не реснички, а прилипшие спирохеты. Они двигаются не так, как реснички, чередуя толкательные и восстановительные удары, а волнообразно – точно так же, как это делают спирохеты» (Cleveland and Grimstone, 1964: 670–671). Прежний «парадокс» двух различных, казалось бы, избыточных видов двигательных органелл, ресничек и жгутиков, теперь уступил место другой головоломке. Как могли прилипшие спирохеты – прокариотические автостопщики, не имеющие никакой фенотипической связи со своим хозяином, – достичь в данном случае состояния поразительно эффективной локомоторной координации? Более того, авторы отметили: «По-видимому, нет свидетельств об использовании спирохет в качестве способа передвижения ни у одного другого организма» (Ibid.: 681).

Термин симбиоз отсутствует в текстах как Сазерленда, так и Кливленда и Гримстоуна. Однако видное место этот термин занимает в первой книге американского микробиолога и эволюционного теоретика Линн Маргулис «Происхождение эукариотических клеток» (Margulis, 1970). Эта работа бросила серьезный вызов более раннему эволюционному консенсусу, согласно которому эукариотическая, или ядросодержащая, клетка эволюционировала из накопления случайных одноточечных мутаций некоторых предковых прокариот, что каким-то образом привело к образованию ядра и его связи с геномом, а другие эукариотические органеллы (митохондрии, реснички, хлоропласты) затем возникли путем постепенной дифференциации из этого ядра. Вместо этого Маргулис утверждала, что благодаря «последовательному эндосимбиозу» эволюция эукариотической клетки с ее различными органеллами произошла путем множественных сборок, одна за другой, различных свободноживущих прокариотических предшественников. Они вошли в эукариотический консорциум нетронутыми, как эндосимбионты («живущие вместе внутри»), а затем развили облигатные генетические и метаболические взаимосвязи с развивающейся клеткой в целом. Кроме того, утверждает Маргулис, в конце концов премитотический предковый эукариот также развил репродуктивную машинерию митоза, и это тоже, согласно ее теории, было адаптивным результатом симбиогенетического приобретения спирохетами способности к передвижению, обращенной внутрь, дабы управлять подвижными частями митотического процесса.

В главе 6 книги «Происхождение эукариотических клеток» под названием «Симбиоз» есть поразительный эпиграф с длинной цитатой из статьи Кливленда и Гримстоуна, описывающий Mixotricha как общего представителя симбиоза и подчеркивающий подвижность организма, возникающую из отношений Mixotricha с ее компаньонами-спирохетами. Они не паразиты, а просто приживальщики. Технически называемые эктосимбионтами («живущими на поверхности хозяина»), ленточные массы спирохет, прилипающие к Mixotricha и образующие движущий симбиоз, перемещают этого большого и неуклюжего протиста гораздо энергичнее, чем он когда-либо мог позволить себе «самостоятельно». Однако для всех практических целей биологической живучести протист живет на своих спирохетах так же, как они живут на нем (Margulis, Guerrero, 1991). Симбиотический консорциум эукариотического протиста и полумиллиона прокариотических спирохет определяется как «индивид», оформленный в то, что сейчас называется голобионтом (Margulis, 1993; Bordenstein, Theis, 2015). В последующие десятилетия Маргулис будет рекламировать Mixotricha paradoxa как «плакатного протиста симбиогенеза» (Margulis and Sagan, 2007: 45), общего эволюционного процесса видообразования, более фундаментального, чем генетическая мутация, – возникновения новых видов органических существ через генетическое связывание симбиотических партнеров.

Выхваченная из безвестности бесстрашными микроскопистами и филогенетическими систематиками, взлохмаченная и носящая на рукаве унизительную метку гибридности и продолжающегося симбиогенеза, Mixotricha – эталон добродушия природы, вопреки исключительно конкурентно-хищническому взгляду на отношения между живыми существами. Маргулис потратила остаток своей жизни на разработку этого нового подхода к эволюционным новшествам. В книге «Приобретая геномы: теория происхождения видов» (Margulis, Sagan, 2002) изложены мельчайшие детали ее исследований в этой области. Но быстрее можно получить сведения об этой теме из ее мемуаров «Симбиотическая планета». В них она подчеркивает, что в конце прошлого века предложение симбиогенеза в качестве основного источника эволюционной динамики все еще было радикальным актом. Хотя ее взгляд на эндосимбиотическое происхождение эукариотической клетки к концу 1980-х годов получил широкое признание, «идея о том, что новые виды возникают в результате симбиотических слияний представителей старых видов, до сих пор даже не обсуждается в приличном научном обществе» (Margulis, 1998: 6).

Все изменилось в пользу Маргулис за два десятилетия, прошедшие после этого замечания (Gilbert, Sapp, and Tauber, 2012). Однако остаточное научное сопротивление приданию должного значения концептам, с одной стороны, симбиоза – «системы, в которой представители разных видов живут в физическом контакте» (Margulis, 1998: 5), а с другой – симбиогенеза – «происхождения новых тканей, органов, организмов – даже видов – путем установления долгосрочного или постоянного симбиоза» (Ibid.: 6) говорит нам нечто об их bona fide в качестве постгуманистических тропов (Clarke, 2015). Симбиогенез, в частности, есть вызов гуманистическому идеалу человечества в собственном смысле слова, человечества, состоящего из уникальных индивидов. Симбиогенез подчеркивает экологическое многообразие всех форм жизни, рассматриваемых вплоть до их биологических оснований. Биологическая «индивидуальность» – это всегда коллективное достижение голобионта. Индивидуальность возникает «из взаимодействия сообществ некогда независимых акторов» (Margulis, 1998: 10–11). Другой способ выразить это – сказать, что симбиоз и симбиогенез подчеркивают социальность биологических систем. Стоит чьему-то взгляду на биологические отношения подвергнуться постгуманистической реконструкции, дискурс постгуманизма выдвигает на первый план реципрокную сторону этих отношений – биологическую динамику социальных систем. Этому способствует и эротическое видение жизни, присущее Маргулис: живые существа естественным образом жаждут все большего сближения во все более диковинных условиях. Согласно ее давнему эволюционному взгляду на этот процесс, «симбиогенез был той Луной, что вытащила прилив жизни из океанских глубин на сушу и подняла ее в воздух» (Margulis, 1998: 111).

Mixotricha paradoxa. Изображение MX27–2 из лаборатории Линн Маргулис, сделанное оператором электронного микроскопа Дэвидом Чейзом. Год неизвестен

См. также: Тело без органов; Экософия; Родство; Многовидовое; Природокультуры; Планетарное.

Брюс Кларк

(Перевод Ольги Дубицкой)

Современное

После потрясений 1989 года, когда постмодерн в определенных сферах идеологического производства в конечном итоге превратился в постисторию (posthistoire)[124], казалось, что вездесущее настоящее одержало триумфальную победу над прошлым и будущим навсегда. На финальном этапе неизбежного крушения метанарративов прогресса и эмансипации, когда глобализация и цифровизация утверждают приоритет пространственного над темпоральным, исключительные и исключающие отношения с определенным пониманием современности (contemporaneity) стали чем-то вроде нормы. Всепоглощающая и насильственная колонизация настоящего как единственной временной зоны, подходящей для капиталистического возрастания стоимости и геополитического вмешательства, потребовала методичного уничтожения того, что могло стать угрозой для монополии настоящего. Отсюда проистекают дискурсивная и материальная нейтрализация прошлого в культурной экономике мемориализации и музеефикации, существующие параллельно с основанными на времени философиями финансов и безопасности, базирующимися на идеях предвосхищения,