class="p1">Если бы постчеловеческая жизнь могла быть в значительной степени чужой или «причудливой» (weird), то мы были бы не в том положении, чтобы легко ее понять, и оценка вероятных разрывов была бы проблемой. Настаиваем ли мы на принятии перспективы «человек – прежде всего» в нашей технической деятельности, даже если мы (либо наши потомки в широком смысле) можем перестать быть людьми? Критический постгуманизм подразумевает, что выдача привилегий человеческой жизни нелегитимна. Но что, если – как опасается Виндж – мы можем оказаться просто не в состоянии понять того, чем мы (наши потомки) можем стать?

Здесь много зависит от масштаба этой причудливости. Есть ли у нас априорное (то есть гарантированное) понимание того, насколько странными могут быть наши постчеловеческие последователи?

На этот счет существуют две противоположные точки зрения: антропологически ограниченный постгуманизм (АОП) и антропологически неограниченный постгуманизм (АНП). АОП полагает, что существуют трансцендентальные условия агентности, необходимо общие как для человека, так и для постчеловека просто в силу того, что все они – агенты.

К примеру, возможно, что всякая серьезная агентность требует владения языком и способности участвовать в социальных практиках. Вероятно, все агенты должны быть в состоянии ощущать удовольствие и боль, должны применять кантовские категории или быть хайдеггеровскими Dasein. В таком случае существуют пределы постчеловеческой причудливости, а также степень, в которой постлюди могут превосходить пределы нашего понимания.

Есть ли у нас подтверждение подобных ограничений? Если нет, то мы должны принять неограниченный постгуманизм, согласно которому нет никаких гарантированных в будущем оснований считать постлюдей особого вида агентами. При этом у АНП есть одно неприятное следствие. Состоит оно в том, что оценить этические перспективы постлюдей мы сможем, лишь встретив их либо став ими.

Если АНП верен, то гуманисты и трансгуманисты серьезно недооценили ингуманизм нашего технологически затруднительного состояния (Roden, 2014: гл. 7). Мы все еще не находимся в том положении, чтобы оценивать этику постчеловечества, но сделать мы это можем, лишь форсировав событие, чьи последствия неисчислимы по эту сторону разрыва. АНП и ТР совместно предполагают, что не может быть никакой общей этики постчеловека, а есть лишь множественные линии постчеловеческого становления и эксперименты с постчеловеческими формами жизни и бытия. Можно сказать, что в этой точке перспективы КП и СП сходятся.

См. также: Вычислительный поворот; ИИ (искусственный интеллект); Критический постгуманизм; Рационалистический ингуманизм; Трансгуманизм/постгуманизм; Ксенофеминизм.

Дэвид Роден

(Перевод Максима Фетисова)

Статическое свечение

Статическое свечение (static glow) – это явление, когда в сети после смерти человека надолго сохраняются его данные, например, так называемые призрачные профили Facebook◊. Учетные записи, принадлежащие умершему, продолжают появляться в разделах «Друзья», «Рекомендуемые друзья» и, что еще более тревожно, «Напоминания о дне рождения».

Пример: Спустя четыре года ее статическое свечение все еще сохраняется.

Статическое свечение печально прославилось в хрестоматийной, навевающей ужас сцене из фильма «Полтергейст»: в темной комнате шипит телевизор, и экран мерцает черно-белым статическим свечением. Сопоставление стазиса (статики) и движения (свечения) отражает напряжение между желанием помнить и необходимостью забыть, подчеркивающей зловещее эхо встреч с нашей «медианежитью» (Chun, 2011b: 134).

Профили-призраки стали феноменом в первые дни существования MySpace, когда жестокие убийства девочек-подростков в США, активно освещавшиеся в средствах массовой информации, привели к тому, что незнакомые люди стали комментировать профили трагически погибших и даже создавать страницы их памяти. Сегодня печально знаменитые алгоритмы Facebook◊ генерируют встречи с медиапризраками, напоминая о днях рождения или размещая в разделе наших воспоминаний фотографии умерших. Эти и подобные явления – объект исследований так называемой цифровой смерти, цифровой загробной жизни или смерти онлайн. Они изучают особые взаимодействия и конструирование идентичностей, порождаемые сохраняющимися данными, в контексте оплакивания и скорби человека (Gibson, 2007; Walter et al., 2011; Maciel, Carvalho Pereira, 2013; Gotved, 2014; Klastrup, 2014; Lagerkvist, 2016). Идея заброшенного сайта возникла еще при зарождении Всемирной паутины. Растущее кладбище индексируется интернет-архивом с 1996 года и уже внесено в список исторических памятников «цифрового фольклора» (Lialina, Espenschied, 2009).

Загробная медиажизнь: неотъемлемый аспект истории медиа

История медиатехнологий тесно связана с атрибуцией сверхъестественной способности общаться с мертвыми или же представлять их. Понятие эманации, проявляющейся после вызова, объясняет многое из того, что исторически, подобно призраку, неотступно преследовало медиа (Sconce, 2000). Статическое свечение также вдохновлено послесвечением, производимым фосфоресценцией, исходящей от экрана электронно-лучевой трубки после выключения телевизора. Такие примеры восходят к Туринской плащанице и Плату Вероники (Спасу Нерукотворному), их расцвет совпал с началом развития новых технологий в конце XIX века[126]. Медиапризраки были зафиксированы в практиках фотографирования духов и спиритизма, делавших явной связь с загробной жизнью с помощью медиума новых для того времени технологий. С духами общались через «духовный телеграф» и запечатлевали их на желатиносеребряной пластине[127]. Опыт разглядывания фотографии или просмотра фильма описывается как наблюдение за призраком и даже со стороны самого призрака (Barthes, 1980; Барт, 1997; Derrida, Stiegler, 1996). Медиа воспринимаются как средство связи с противоположным берегом реки Стикс. Традиция продолжается в вычислительных сетях с «компьютерными потусторонними сущностями» или кибердухами (Collins, 2004). Многочисленные следы данных, оставляемые каждым пользователем, еще больше усиливают этот призрачный антропоморфизм. Вопрос может заключаться не в том, увековечиваются ли люди через сетевые архивы данных, а в том, как эти данные используются вновь и вновь.

Скриншот профиля Кристины на MySpace. Ок. 2007

Скриншот профиля Кристины на MySpace. Ок. 2007

Профиль умершего человека может быть забыт, но его остатки в базе данных можно интегрировать в новые модели идентичности и ребрендинга. Привлекательность призрака может, к примеру, измениться в зависимости от модных тенденций веб-дизайна. Профиль Кристины на MySpace продолжает жить спустя десять лет после того, как она была сбита пьяным водителем[128]. В годы, последовавшие за ее смертью, сайт периодически оживал после добавления траурных комментариев и использовался ее родителями в качестве мемориала (илл. 1). Десять лет спустя MySpace полностью переработал свой интерфейс, а значит, и вид посмертного присутствия Кристины в интернете (илл. 2). Результатом стало сверхъестественное присутствие, фрагменты фоссилизированного контента с прекрасным новым интерфейсом, снабженным понятными настройками по умолчанию. Статическое свечение Кристины на момент написания статьи остается активным вот уже десять лет.

Статическое свечение как товар

Для коммерческих провайдеров заброшенный профиль в лучшем случае является неактивной учетной записью; однако, когда количество неактивных профилей влияет на возможность продажи места для таргетированной рекламы, хозяева платформы пытаются закрыть неактивные аккаунты. В худшем