Поэтому Людовик Гиеньский оставался в своем замке в Меэн-сюр-Йевр до дня Святого Николая, что по словам хрониста Монстреле "очень его радовало". Как бы то ни было, отъезд принца не изменил его политическую позицию. И даже если Людовик по необходимости это скрывал, то все же стремился умерить жестокость арманьяков. В январе, когда королевский двор находился в трауре в память о Людовике Орлеанском, были проведены три церковные службы, на которых Людовик не присутствовал. Он отправился в Мелён, чтобы присоединиться к матери и сестре, герцогине Бретонской. Лишенный своих советников, окруженный шпионами и находящийся под постоянной угрозой похищения, Людовик не имел иного выбора, кроме как ждать лучших времен.

Смерть Дофина

Однако не лучшие времена, а самые мрачные несчастья королевства на несколько месяцев вернули его к власти. Англия угрожала войной. Требовались переговоры. Кто мог это сделать, если не король, обладающий большим авторитетом, чем его восемнадцатилетний сын? Армия Генриха V высадилась в Шеф-де-Ко. Вместе с отцом Дофин отправился в Нормандию для организации отпора врагу. Но 18 декабря молодой принц внезапно умер от дизентерии и лихорадки. Была ли это болезнь? Отравление? Случайность или преступление? Гадать было некогда, ведь менее чем за два месяца до этого королевская армия потерпела сокрушительное поражение при Азенкуре.

Усилия молодого принца, олицетворявшего собой образ монархии перед лицом принцев и их разногласий, не привели к миру между бургиньонами и арманьяками. И неизбежно гражданская война привела к войне английской.

Глава XXX.

Королевство в смертельной опасности

В пятницу, 29 ноября 1415 года, возвращаясь из Руана, где он узнал о катастрофе при Азенкуре, Карл VI въехал в Париж через ворота Сент-Оноре. Он был, как писал Жувенель дез Юрсен, "в небольшой компании", и многие увидели, что Карл "одет в мантию, в которой его видели более двух лет", и что у него "волосы до плеч". Это было плачевное возвращение короля, чей разум, безусловно, утонул в бездне безумия, а его королевство также находилось в процессе краха.

До сих пор, несмотря на длительность и частоту приступов, несмотря на страдания, Карл с каждой ремиссией мог возвращаться к своим обязанностям, действовать, придерживаясь определенной политической линии, ориентированной на милость короля и согласие подданных, а не на непреодолимый диктат государства. С этого момента, ошеломленный, безучастный, лишенный разума и потерявший чувство реальности, Карл жил, но уже не царствовал.

А над самим королевством нависла реальная угроза гибели. Его терзали внешние и внутренние войны. После Азенкура, в 1417–1419 годах, англичане завоевали северную Францию. В декабре 1415 года во главе правительства встал граф Бернар д'Арманьяк, ставший коннетаблем, а в мае 1418 года бургиньоны захватили Париж, Дофин бежал в Бурж, где было организовано правительство в изгнании — королевство раскололось. В сентябре 1419 года Иоанн Бесстрашный был убит на мосту в Монтеро людьми Дофина.

В 1420 году был заключен договор в Труа, по которому после смерти Карла его наследником становился не сын, Дофин Карл, а Генрих V, победоносный завоеватель. Короля Франции больше не будет. Французские лилии будут объединены (фактически порабощены) с английскими леопардами. Смерть короля станет концом королевства.

После Азенкура много говорилось о конце королевства, о его "низвержении". И почему Бог допустил такое, если не для того, чтобы наказать французов за их грехи? Так думали люди того времени. Послушаем одного из них: было совершено столько "огромных и отвратительных преступлений", что "следует опасаться, что если мы не исправимся, то Бог в своей справедливости низвергнет это королевство и отдаст его во власть людей, чтущих Бога в любви и страхе, обладающих милосердием и истинным благоразумием, какими должен обладать господин по отношению к своим подданным". Неужели люди XV века были так далеки от истины, считая, что зло, поставившее королевство в такую смертельную опасность, является нравственным злом, поражающим разум больше, чем тело, подобно тому, как оно поразило короля?

Болезнь короля

После Азенкура болезнь короля перешла в новую фазу. Сильные приступы стали редкими. По словам Монстреле, король "в то время был вполне здоров". Теперь реже приходилось прятать его в Отеле Сен-Поль или другой королевской резиденции. Таким образом, Карл жил в кругу своей семьи. Вернее, его тело. Потому что его разум находился Бог знает где.

В Венсенском лесу, охотясь верхом на коне с гончими, Карл узнавал следы дичи и звук рожка, подающего команду к загону. Вместе со своими пажами, Жаном и Туссеном, Робине и Серизе, он стрелял из арбалета и играл в жё-де-пом. Сложные правила игры в шахматы были ему еще доступны. Но государственные и текущие дела уже не доходили до его сознания.

Так, летом 1416 года, сразу после смерти герцога Беррийского, находясь в трауре по дяде, Карл захотел дать еще один прием. Предлогом послужил приезд венгерского графа, посла императора Сигизмунда. В его честь король хотел устроить турнир. Возмущенное парижское духовенство и Университет прислали своего представителя Бенуа Женсьена, чтобы тот короля отчитал. Богослов, как мы видели, еще в 1413 году, не имел привычки смягчать свои слова: как король мог думать о празднествах и расходах, когда весь его двор в трауре, кузены короля в плену, армия разбита, народ задавлен налогами? Но Карл не понимал о чем ему говорят. К чему эти упреки? Он хотел идти на войну и выхватив меч, мчаться галопом в атаку. Это была его жизнь, его судьба, его долг как короля. Именно такой ответ он дал университетскому клирику, перед тем как его выпроводить. Монах из Сен-Дени сохранил для нас его слова, добавив только напыщенности: "Я охотно подверг бы себя крайней опасности ради защиты королевства, но господа из моего Совета этого не желают. Мое сердце стремится к тому, чтобы избавиться от безделья и посвятить свою жизнь благородным деяниям. Такова роль, подобающая королевскому величеству; и поскольку я намерен отныне придерживаться этой линии поведения, я нахожу очень дурным тоном, что кто-то приходит сюда давать мне уроки".

Карл совершенно забыл, что суровая реальность его ремесла короля отличается от мечтаний его юности. Он потерял ощущение реальности. Правили арманьяки, затем бургиньоны, а Карл был настроен против одних не больше, чем против других. "Король был совершенно доволен, а о бургиньонах и арманьяках он мало заботился и был равнодушен к тому, как все происходило, — пишет хронист Пьер де Фенин и ниже добавляет, — Всякий, кто знал его, мог бы догадаться, в каком жалком и плачевном состоянии он находился в то время".

Оставались только внешность и жесты, свойственные ремеслу короля, которым Карл был обучен с детства и которые он выполнял механически: принимал гостей, кланялся, поднимал тех, кто становился перед ним на колени, дарил поцелуи мира, а после заключения договора в Труа то же самое делал с королем Англии. Когда