она была в конц-концов обещана, но и для своих "верных подданных, офицеров, слуг и родственников", для тех, кто примкнул к его партии, и особенно для всех парижан, которые из-за участия в восстании кабошьенов были изгнаны, а все их имущество конфисковано. Герцог Бургундский не бросал верных ему людей. Как добрый сеньор, он был верен своим вассалам, своим подданным и своим сторонникам. Если бы он не был им верен, как бы они могли быть верны ему? Его власть не имела более прочной основы, чем эти взаимоотношения.

С арманьякской стороны вопрос о подданных и их согласии не стоял. За пять месяцев кампании в Пикардии и Артуа не было ни одной публичной молитвы, процессии или Te Deum в честь короля и его победы. Когда в 1412 году король вступил в войну с герцогом Беррийским, жители Парижа и Иль-де-Франс босиком, со свечами в руках, часами ходили вокруг церквей, за духовенством в облачениях и распевающими псалмы детьми. На этот раз они были жестко отправлены заниматься своими делами, и теперь за ними следили и враждебно настроенные солдаты. Объявление о заключении Аррасского мира наполнило парижан радостью. Парижский Буржуа пишет: "Не было в Париже более прекрасного звона, чем тот, что раздавался в этот день, с утра до вечера, во всех парижских церквях". Но, вопреки всем обычаям, город не был приглашен к участию в переговорах и даже не был поставлен в известность о их ходе. Теперь дела принцев и государства города не касались. Герцог Беррийский дал понять жаловавшимся на это парижанам: "Вы здесь ни при чем. Вы не должны вмешиваться ни в дела монсеньора короля, ни в дела всех нас, кто принадлежит к его роду. Ибо мы сердимся друг на друга, когда нам это нужно, а когда нам это не нужно, то заключаем мир". В те далекие времена французы еще не умели править по своему усмотрению…

Менее жестокие, менее строгие в своем понимании роли государства, другие представители правящей партии не хотели мира между королем и герцогом, который, в конце концов, был всего лишь его подданным. Речь могла идти только о помиловании. И если нужно было что-то исправить, то это должно было быть сделано не по договору между равными, а по приказу короля и его Совета.

Когда переговоры заходили в тупик, Совет разрешал дискуссии и излагал условия ордонанса. Никаких репараций герцогу Бургундскому выплачивать не полагалось. Ничего не было сказано о вопросах, переданных на рассмотрение Констанцского церковного Собора. Король объявил амнистию сторонникам Иоанна Бесстрашного, за исключением пятисот недворян, не являвшихся вассалами, подданными или слугами принца. Иными словами, парижан и королевских чиновников, поддерживавших бургиньонов. Иоанн Бесстрашный обязывался не вступать в союз с Англией. А Карл VI оставлял за собой право назначать на должности, которые были спорными со времен Понтуазского мира. Прочитав ордонанс, бургундские послы, которые в течение нескольких месяцев вели переговоры, были "ошеломлены", а один из советников герцога в Генте, получив известие о результатах, заявил, что "обескуражен". Что бы ни касалось помилования мятежников, отношений с Англией или назначения на королевские должности, Совет однозначно заявил, что переговоры по этим вопросам не могут вестись, поскольку находятся введении только королю. Но бургиньоны по-прежнему не соглашались с этой фундаментальной королевской монополией, составлявшей суть современного государства.

Тем не менее, мир пришлось принять. Герцог Брабантский и епископ Турне от имени герцога Бургундского заявили протесты, которые они считали необходимыми сделать, но все же поклялись соблюдать мир.

В пятницу 22 февраля на всех перекрестках выкрикивали "Аррасский мир", а на следующий день герцог Гиеньский, арманьякские принцы и представители герцога Бургундского присутствовали на благодарственной мессе в соборе Нотр-Дам, где хор исполнил Te Deum.

Людовик Гиеньский

Этот плохо продуманный мир, обреченный на провал, поскольку он был навязан двум сторонам, активно его не поддержавшим, был делом рук Дофина. К сожалению, это был единственный вклад в историю Франции этого принца, который умер, не дожив до девятнадцати лет.

История, если и не забывает его, то и не уделяет Людовику Гиеньскому особого внимания, а современники, по крайней мере те серьезные пожилые господа оставившие письменные свидетельства, сурово его осуждали. В шестнадцать-семнадцать лет Людовик имел "красивое лицо, достаточно упитанное и округлое, грузное тело и не очень живой характер". Он унаследовал крепкое телосложение своего отца но и некую "тяжеловесность" Виттельсбахов. Однако в отличие от отца, он не имел пристрастия к оружию и рыцарским упражнениям. Он любил книги, драгоценности и театр, был "охоч до нарядов и драгоценностей, очень любопытен и великолепен". Его критиковали за любовь к вечеринкам и балам и за то, что он пренебрегал своей женой Маргаритой Бургундской, дочерью Иоанна Бесстрашного.

Когда Людовик отправился в Артуа, Жувенель дез Юрсен, чей отец был канцлером Гиени, упоминает о его любовных похождениях: "И был там монсеньор Дофин, и у него был великолепный штандарт, весь отделанный золотом, на котором были вышиты буквы К и L. Причина этого заключалась в том, что при дворе королевы была очень милая девушка, дочь сира Гийома Кассинеля. Она была красива, хороша собой и этим славилась. Как говорили, вышеупомянутый монсеньор был страстно влюблен в нее и по этой причине на его штандарте были вышиты эти буквы". Когда Людовик умер, Николя де Бай, секретарь Парламента, не обращая ни малейшего внимания на политические заслуги принца, произнес по нему краткую похоронную речь, сказав, что Людовик любил азартные игры и вечеринки, вел беспутную жизнь и "делал ночь днем".

Людовик был принцем своего времени, любителем искусств, роскоши и вечеринок, как до него Людовик Орлеанский и Иоанн Беррийский. Но его критики тоже были людьми своего времени, для которых идеальный принц мог быть только благочестивым, мудрым и, главное, пожилым. Преступлением Людовика была его молодость, а еще то, что он был сыном короля.

В те времена наследнику престола было нелегко вступить во взрослую жизнь, пока был жив его отец. Сам Генрих V, мудрый король Англии до смерти Генриха IV, считался молодым повесой с дурной репутацией. Болезнь Карла VI обеспечила Дофину особое место в галерее старших сыновей королей. Начинания Людовика никогда не шли вразрез с периодически проявлявшейся волей его отца, которому они скорее служили. С другой стороны, они постоянно сталкивались с политикой враждующих партий и их лидеров. Короткая политическая карьера Людовика Гиеньского стала еще одним эпизодом в столкновении монархии и княжеств.

С самого раннего возраста, как и все дети Карла VI и Изабеллы, как маленькая принцесса Изабелла, которая весьма умело продемонстрировала реверансы английским послам, как Мария, которая ушла в монастырь в Пуасси отказавшись от замужества, предложенного ей матерью и дядей из Орлеана, Людовик был вовлечен в дела королевства. Он присутствовал на важнейших заседаниях Совета. Внимательный и вдумчивый, как и его братья и сестры, он слушал длинные речи и старался понять происходящее. Во время оглашения Оправдания герцога Бургундского Жаном Пти