великой и богатой страны. Они финансировали — а по сути дела, покупали — некий период тишины и спокойствия, исходя из своих стратегических соображений.

Благожелательное в целом отношение американцев и их вклад в процесс разъединения на Синайском полуострове служили контрастным фоном для недоброжелательного поведения египетской стороны. По сути дела, за отвод израильских войск Садат дал минимум возможного. Принцип мирного разрешения всех споров и конфликтов не был упомянут даже в черновых вариантах соглашения о разъединении. Точно так же не были включены в текст соглашения ни вопрос о продаже Израилю нефти из месторождения Абу-Рудейс, ни туристические поездки израильтян в Египет и египтян в Израиль, организованные третьей стороной, ни смешанные израильско-египетские патрули в буферной зоне. Действительно, были разрешены грузоперевозки из Израиля и в Израиль по Суэцкому каналу, но это стало лишь повторением пункта из предыдущего соглашения о разъединении от января 1974 г. Исключительно военный, аполитичный характер нового соглашения был подчеркнут и во время процедуры его подписания 4 сентября 1975 г. в Женеве. Садат направил в Женеву армейских офицеров, причем далеко не высшего ранга. Отказавшись обменяться воинскими приветствиями с израильскими офицерами, они лишь кивком головы поздоровались с членами израильской делегации, сидевшими за столом у противоположной стены. Последовавший за этим чисто протокольный обмен репликами проходил в атмосфере, значительно более холодной, чем во время переговоров на 101-м километре, сразу после окончании Войны Судного дня.

Немаловажно также отметить, что согласие Каира уменьшить (хотя и в незначительной степени) число компаний, которые Египет подвергал бойкоту в отместку за их сотрудничество с Израилем, а также умерить тон дипломатических и пропагандистских нападок на еврейское государство было зафиксировано не в основном документе, а в ходе обмена посланиями с США. И действительно, Садат неоднократно повторял в последующие годы, что он никогда не вел переговоров с израильтянами, а только с американцами и что сама мысль о достижении окончательного политического урегулирования с противником представлялась ему по меньшей мере преждевременной.

Все эти недостатки соглашения были очевидны для Бегина, Даяна и других противников соглашения о разъединении. Они предупреждали, что Израиль отказывается от стратегически важных оборонительных позиций в обмен на уступки, причем выгодные даже не египтянам, а американцам. Можно ли в полной мере доверять американским гарантиям, спрашивали они? Ведь уже тогда, опасаясь быть вовлеченными во “второй Вьетнам”, американские сенаторы ставили под вопрос целесообразность отправки американских технических специалистов на Синайский полуостров. Президентский запрос о предоставлении Израилю многомиллиардной финансовой помощи также не встретил одобрения — как в конгрессе, так и у американской общественности. Многие израильтяне сомневались, продолжит ли Америка свою финансовую помощь после 1975 г., а тем более спустя еще год-два. Если будет объявлено новое нефтяное эмбарго странам Запада и Израилю, возможно ли будет рассчитывать, что США станут регулярно снабжать Израиль горючим? Что же касается обещания Киссинджера о “взаимных консультациях” в случае возобновления ближневосточного кризиса, то Ликуд и другие противники соглашения о разъединении напоминали об аналогичных обещаниях Эйзенхауэра в 1957 г. относительно гарантированного права Израиля на свободный проход через Тиранский пролив. А если сложится так, что президент Форд сдержит свои обещания, данные Соединенными Штатами Израилю, и при этом (на что надежды значительно меньше) свои обязательства будет выполнять Садат, то какой будет реакция Сирии, которой не удастся прийти к аналогичному соглашению относительно отвода израильских войск с Голанских высот? Ведь Асад может, как минимум, возобновить регулярный артиллерийский обстрел и вылазки своих коммандос, причем одновременно террористы ООП, при сирийской поддержке, будут проникать на территорию соседнего Ливана в попытках установить там свой контроль. А если на севере начнется полномасштабная война, то не поддастся ли Садат давлению извне и изнутри и не присоединится ли он к борьбе своих братьев-арабов? Рискнут ли Соединенные Штаты в такой ситуации выступить против всего арабского мира для того только, чтобы сдержать свои военные и дипломатические обязательства, данные Израилю в “частном” порядке?

Все эти опасения и критические замечания были отнюдь не безосновательными, и израильтяне — во всяком случае, немалая часть — приняли их к сведению. Ликуд и Национальная религиозная партия провели 2 сентября масштабную демонстрацию против соглашения. Порядка 25 тыс. человек выразили свое негодование, пройдя мимо кнесета и канцелярии премьер-министра, — столь массового выражения протеста не бывало со времен демаршей, связанных с немецкими репарациями 23 года тому назад. Впрочем, как и в те времена, ни масштабы протеста, ни накаленная обстановка отнюдь не соответствовали настроениям в народе. Соглашение было поставлено на голосование в кнесете 3 сентября и одобрено неожиданным большинством голосов — семьдесят против сорока трех. К этому времени стало очевидно, что желание большинства израильтян пойти на известный риск ради мира значительно более велико, чем могли себе представить израильские “ястребы”.

Опасность не миновала…

Израиль принес в жертву немалую часть территорий в обмен на “некоторую долю мира”, но по-прежнему оставался без ответа вопрос: способны ли эта и все последующие уступки побудить арабов согласиться на заключение, в том или ином виде, формального мирного договора. Даже сторонники Рабина не в состоянии были обнаружить убедительные доказательства того, что Египет или другие арабские страны всерьез заинтересованы в том, чтобы прекратить состояние войны. Похоже, что и сам Садат развеял все иллюзии на этот счет, когда в своем интервью корреспонденту газеты “Монд” от 22 января 1974 г. он подчеркнул, что “мне нечего предложить” за возвращение оккупированных территорий. И далее он добавил: “Я оставляю следующему поколению проблемы, связанные с принятием решения относительно того, возможно ли не только сосуществовать с еврейским государством, но и сотрудничать с ним”. Можно ли вообще говорить о мире, задавал он риторический вопрос, “пока еще не решена палестинская проблема”? Высказывания египетского президента свидетельствовали о том, что он следовал классической исламской доктрине, основанной на идее джихада, предусматривающей если не постоянное ведение военных действий, то, во всяком случае, непрекращающееся состояние войны. Возможным представлялось прекращение огня и даже перемирие, но только не подлинный мир. В сущности, слова Садата очень точно отражали настроения, превалировавшие в его стране. Американская журналистка Джоан Петерс взяла интервью у многих египетских политических деятелей и людей интеллигентного труда в период после окончания Войны Судного дня и на протяжении 1974 г.; подводя итоги, она писала в журнале “Комментэри”:

“Можно задаться вопросом: что означает слово “умеренный” в сегодняшнем ближневосточном контексте? Называя египтянина умеренным, мы, казалось бы, должны иметь в виду, что он готов к мирному сосуществованию с Израилем. Однако мне не удалось обнаружить такого рода готовности в моих собеседниках. Для