- Это… - Властимира не плакала, но стояла, взявшись за свое лицо, чуть раскачиваясь и всхлипывая тонко-тонко. – Это неправда… неправда это…

…а вот те, с огнями, они до леса добрались. И даже попытались его сжечь, когда поняли, что дороги к ведьминой школе нет. Только лес не загорелся. Глупый он, что ли? Вот то-то же.

А зов…

Теперь Солнцедара слышала его ясно и потому, хлопнув в ладоши, велела:

- Все в круг! Надо помогать…

И девочки, отпустившие было друг друга, послушно в круг встали.

…тропа вывела Антошку не к дому, как он надеялся, а куда-то – не пойми куда. Навроде и зала огроменная, и вот, тепериче еще лес в этой зале. А где такое видано, чтоб посеред залы лес?

Правда, удивиться он не успел, ибо коты заурчали, и кто-то воскликнул:

- Антошка!

- Ага, - он моргнул и присел осторожненько, на корешок, который аккурат под задницу подпихнулся, не иначе, как колдовством зловредным. Или не очень? Главное, что сидеть на нем оказалось еще удобней, чем на лавке. – Здасьте, госпожа ведьма.

Антошка и поклонился бы, когда б не боялся, что с корня сверзнется. Ноги-то, вона, вовсе не держали. И в ушах звенело, будто в голове завелась комариная стая.

Но оно, может, так и надобно? Как знать, каково это, когда человек воскресает.

- Я от… пришел.

- Вижу, - ведьма тоже гляделась… ведьмою. Платье грязное да мятое, волос растрепанный, короткий, прикрыла бы хоть, а то срам глянуть. И только глаза темные блестят, что бусины. – Что… с тобою.

- Убить хотели, - пожаловался Антошка. – Но я вот взял и не помер. Котики не дали.

Котики вились под ногами, а Пушок уже и на коленях пристроился, ленивый он. Ленивей прочих. Антошка его бережно погладил, но Пушок урчать не стал, лишь ухом дернул, мол, не время сейчас.

- А того, который со мною, совсем даже… я думал, что помру, они от отмурчали. И дорогу открыли. Сюда.

Ведьма кивнула.

- Стало быть, так и надо, - сказала она. А потом уж Антошка другую бабу увидел. Хорошую. Как матушка, когда она не серчает.

Лицом кругла.

Бела.

Румяна.

Бровь соболина, уста сахарные. И одета богато. А на голове венчик. Он так венчиком залюбовался, что разом позабыл, где находится. А после уж и понял, кого пред собою видит. Вскочил, чтоб поклониться, но царица рученькою взмахнула и велела:

- Сиди.

Антошка же чего? Он послушный. Велено сидеть? Он посидит.

- Матушка! – тотчас возопил кто-то со страшной силой, отчего котики подскочили, кроме Пушка. Тот-то и ухом не повел, он к воплям привычный зело. – Матушка, что тут…

- Я ничего… вот убить хотели, - сказала царица ласково. – Да не вышло. А вы…

- У нас бояре зачарованные, - сказал царевич, которого Антошка не то, чтобы признал, но коль царицу матушкою кличет, то, стало быть, царевич и есть. Как иначе-то?

Правда, после увидел, что царевичей цельных двое и немного забеспокоился.

Нет, не за царевичей.

За себя.

Оно ж, где царевич, там и царевна. Еще увидит Антошку, влюбится… бабы они ж дурноватые большею частью, им только дай влюбиться в кого распрекрасного. А у Антошки голова звенит, но со стороны этого, небось, не слышно. Но глядится он серьезно.

Разве что порты грязноваты.

И кафтан запылился, а с рукава вовсе драный. Но зато у него котики есть… точно влюбится.

- И кто их зачаровал? – поинтересовалась ведьма, в окошко глядючи. Там-то за окошком небо искрилось, переливалось светом.

- Вот тоже знать хотелось бы.

- А…

- Батюшка воевать поехал, - сказал царевич, который мордою ширше. И плечами. За этими плечами Маланька-то и укрылася, да не одна. Вона, и Баська к стеночке липнет, будто боится, что увидят.

- Куда?!

От голоса царицы ажно дубы вековые, которым в палатах совсем не место даже было, закачались. И листвою сыпанули. Так, слегка.

- Воевать. Там… - царевич рученькой махнул. – Прошка батюшкин сказывал, что в озере ежели, то войско проклятое, хазарское…

В окошко поглядели все уже. И Антошка тоже. Шею вытянул, но ничегошеньки, кроме неба, не увидал. Может, оно и к лучшему. Он же ж не воеватель.

Он обычный человек.

Разве что в кафтане бархатном да с беретом, который в руке от стискивает.

- …того и гляди восстанут, пойдут на город. Людей-то упредили, войско тоже поднимают, - царевич говорил, на царицу глядючи превиновато, будто это он самолично войско хазарское в озере припрятал.

Хотя… кто их, царевичей, знает.

- …но туточки мало, да и смутьяны никуда не поденуться. Тех, что туточки, то мы… того…

Царица поморщилась.

- Ковры менять придется, - сказала она тихо и задумчиво.

- Не, пока только заперли, которые сильно примороченные… невест тоже от. Но там Мишанька справился.

- Который?

- Гурцеев. Он… ну… снова прежний, - это уже худлявый царевич сказал и нос свой долгий почесал, который аккурат, что клюв. – Ведьма его расчаровала. Или сам… в общем, там пакость какую-то учинить собирались, но он справился. Девок заперли в старой части терема. И тебе, матушка, туда надо бы…

- Зорянка…

- Там же… дохтур привел, - царевич вытер нос рукой. – Матушка… я тоже пойду!

- Куда?

- Воевать!

- Да… - царица рот раскрыла и руки в бока уперла, ей бы еще скалку какую, так один в один – маменька. Антошка и поерзал, отодвинулся самую малость.

И царевич тоже.

Шажочек назад сделал. Руки вперед выставил и…

- Нет, - сказала ведьма, не позволивши ему заговорить. – Нельзя… если что и случится, то здесь.

Она тронула голову, будто та разболелась. А может, тоже комарья нахваталась. Оно же ж такое… заползет тишком в ухо, и не выведешь после.

- Там… там найдется, кому воевать. А вот если все уйдут… - ведьма поморщилась. – Если думать логически, то… из дворца убрали людей. Хазары на берегу – хороший повод… и кто остался? Тот, кто… все это задумал…

- Послушны воды, ибо в крови их сила, - договорили за ведьму. И в дверях появился еще один, как Антошка решил, тоже цесаревич, уж больно рожа у него была со старшими схожая. – Матушка, прости… позволь представить… это моя невеста.

- Обойдешься! – взвизгнула тоненько девица, которую Антошка не сразу и признал. А после руку попыталась вырвать, но царевич не пустил.

Страх какой…

А ежели и вправду царевна объявится? Вона, какие они… хваткие.