или крещение, и они терпели ужасные страдания, пока за них не вступился папа Климент VI. Он умолял императора приструнить убийц, а когда понял, что его просьбы не действуют, разразился угрозами отлучить от церкви всех, кто продолжит участвовать в преследованиях евреев. В ужасе от этой страшной угрозы со стороны церкви, католики приостановили резню, и голоса обвинителей смолкли.

Таким образом, на некоторое время евреи вернулись к мирной жизни. Однако на протяжении всего XIV столетия тут и там то и дело вспыхивали гонения, а в Кастилии, Арагоне и Наварре происходили массовые убийства. Власти, имея перед глазами прецедент из «Партид», хоть и не доходили до того, чтобы одобрять или даже разрешать насилие, вместо того чтобы его подавлять, но все же подвергали евреев ужасающе несправедливому и жестокому обращению. Один из наихудших примеров – налог 20 000 золотых дублонов, который наложил на альхамы Толедо Энрике II, взошедший на трон в 1369 году. Чтобы собрать эту сумму, он приказал не только пустить с молотка собственность евреев, но даже продать их самих в рабство – это записано в его указе[196].

Преследования, которым подвергались евреи, происходили главным образом по наущению монахов: те повсюду читали направленные против евреев проповеди, провоцируя ненависть христиан к народу, представители которого по большей части были их кредиторами. Даже там, где религиозного подстрекательства было недостаточно, легкий способ аннулировать долги, потешив при этом свое благочестие, был непреодолимым соблазном для народа, чья вопиющая аморальность (во всех смыслах этого слова) шла рука об руку с пылкой набожностью.

Как мы уже говорили, власти спешили подавить эти гонения. Однако вскоре появился неистовый фанатик, оказавшийся совершенно неукротимым. Его звали Эрнандо Мартинес – монах-доминиканец, каноник города Эсиха. Нет никаких сомнений в его искренности, а искренность – самое ужасное качество таких людей, она ослепляет их до состояния полного безумия. Он был скорее готов подвергнуться любым пыткам, нежели молчать в вопросе, высказаться по которому считал своим священным долгом. С этим священным долгом он и отправился в путь, выкрикивая обвинения в адрес евреев, бешено подстрекая толпу восстать и уничтожить этот проклятый народ, этих врагов Господа, этих мучителей Спасителя. Он не мог бы продемонстрировать более лютой и яростной ненависти к ним, даже если бы они были теми самыми людьми, которые у трона Пилата шумно требовали крови Христа и за чье прощение кроткий Искупитель молился в минуты перед смертью – именно это ускользнуло от внимания архидиакона Эсихи, ибо он (как и многие другие) был слишком полон благочестия, чтобы найти в своей душе место для христианского милосердия.

На Мартинеса жаловались архиепископу Севильи, чьим служащим или представителем он был. Епископ приказал ему остановиться, а когда Мартинес проявил вопиющее неповиновение своему начальству и продолжил проповедовать свое евангелие ненависти и крови, люди обратились к королю и даже к папе римскому; и король, и папа приказали ему прекратить подстрекательские проповеди. Однако он и им не подчинился. Яростный фанатик дошел в своем неповиновении до того, что усомнился в авторитете папы и объявил незаконными разрешения, выданные папами на постройку и сохранение синагог. Это уже было угрожающе похоже на ересь. Людей сажали на кол и за меньшие прегрешения, и Эрнандо Мартинес, должно быть, окончательно сошел с ума, если считал, что церковь позволит ему и дальше распространять подобные взгляды. Ему пришлось предстать перед епископским судом, чтобы ответить за свои слова. Он отвечал дерзко, сказав судьям, что в нем находится дух Божий и что не людям затыкать ему рот. После этого архиепископ дон Педро Барросо приказал ему отвечать перед судом за неповиновение и ересь, а пока что отстранил его от исполнения любых обязанностей в качестве представителя архиепископа и лишил всех полномочий.

Однако случилось так, что Барросо вскоре умер – до того, как состоялся суд, и Мартинес сумел добиться, чтобы церковный капитул избрал его на должность одного из казначеев епархии, пока ожидали назначения преемника Барросо. Таким образом, он вернул себе полномочия и право на чтение проповедей, и воспользовался ими столь беспощадно, что в декабре 1390 года несколько синагог в Севилье были разрушены до основания толпой, действовавшей по его наущению. Евреи обратились к королю с просьбой о защите, и власти, окончательно выведенные из себя, приказали лишить Мартинеса должности и запретить ему проповедовать; разрушенные синагоги было приказано перестроить на средства церковного капитула, ответственного за избрание Мартинеса.

Но Мартинес, по-прежнему непокорный, проигнорировал и короля, и капитул. Он вершил свою кровожадную миссию, будоража народ, который благодаря его доводам был готов осознать, как совершить угодное Богу деяние и при этом обогатиться самим. Какой народ устоял бы против таких рассуждений? В конце концов, к лету 1391 года всю страну охватили гонения, устроенные фанатиками. Севилья стала первым городом, в котором вспыхнуло яростное пламя, старательно раздуваемое лишенным должности архидиаконом.

Тремя годами ранее, учитывая тот вред, который, как настаивали, причиняли религии евреи, свободно общавшиеся с христианами, король Хуан I приказал им жить отдельно, в специально отведенных для этого кварталах, которые стали называть Juderias (еврейскими кварталами, или гетто). Христианам было приказано не появляться в этих кварталах, а для торговли евреи должны были приходить на общественные рынки и возводить там свои шатры, однако не могли владеть домами или постоянным местом жительства за пределами территории Juderias, и обязаны были уходить туда с наступлением ночи.

И вот в гетто в Севилье ворвалась толпа, доведенная Мартинесом до исступления, почти равного его. Они пришли с оружием и устроили в гетто резню и грабеж, беспощадно убивая всех его жителей независимо от пола и возраста. По некоторым подсчетам, было убито около 4000 мужчин, женщин и детей[197].

Из Севильи этот пожар распространился на другие испанские города, и произошедшее в севильском гетто повторилось в Бургосе, Валенсии, Толедо и Кордове, а потом и в Арагоне, Каталонии и Наварре; говорят, в Барселоне по улицам текли реки крови убитых евреев. Разъяренная толпа входила в еврейские кварталы во всех городах, чтобы навязать их жителям Христа, как они его понимали, и предложить пораженным ужасом евреям выбор между сталью и водой – то есть между смертью и крещением.

Вспышка насилия была столь масштабной и неистовой, что власти оказались не в силах ее подавить, а там, где они пытались это сделать хоть сколько-нибудь решительно, сталкивались с яростью населения. Бойня прекратилась, лишь когда христиане пресытились убийствами, умертвив около 50 000 евреев.

В церкви хлынули евреи, требуя крещения, так как они поняли, что через его воды для них лежит путь не только к духовной, но и к мирской жизни; в большинстве случаев, доведенные до крайней степени