богатства вызывала зависть – самое опасное и вредоносное чувство, которое только можно внушить человеческому сердцу. Высокомерие и надменные манеры евреев побудили эту зависть к действиям.

Начали возникать вопросы об источниках их богатства. Стали говорить, что своим ростовщичеством евреи погубили многих христиан, которых теперь осмеливаются презирать. И хотя ростовщичество было разрешено, и по закону они имели право брать за ссуды до 40 %, внезапно все вспомнили, что ростовщичество во все времена осуждалось церковью, а под этим термином церковь тогда понимала любой процент, сколь угодно низкий, уплачиваемый за одолженные деньги. Зашевелился прежде крепко спавший фанатизм, и вскоре под влиянием алчности он пробудился и поднял свою омерзительную голову. Отношение общества к иудеям усугубил тот факт, что они фактически получили контроль над вечно непопулярной службой по сбору налогов. Народные настроения сделались угрожающими. Про евреев принялись рассказывать страшные сказки, обвиняя их, помимо прочих отвратительных ритуалов, в человеческих жертвоприношениях.

Существовали ли реальные основания для подобных обвинений – это одна из тех загадок истории, которые ставят в тупик ее знатоков. С одной стороны, кажется невозможным собрать достаточное количество данных, чтобы доказать хотя бы одно из многочисленных обвинений; с другой же стороны, с учетом настойчивости, с которой эти обвинения возникали в разных странах и в разные эпохи[190], было бы самонадеянным отметать их как беспочвенные.

Первое официальное признание обвинения можно найти в сборнике законов, известном как «Партиды» и принятом при Альфонсо XI (1256–1263), в котором содержится следующий пункт:

«Поскольку нам стало известно, что в некоторых местах евреи в Страстную пятницу устраивают шутовскую церемонию в память о страданиях Господа нашего Иисуса Христа, крадут мальчиков и распинают их, или, если мальчиков добыть не удается, делают восковые фигуры и распинают их, мы приказываем, что впредь, если о подобных вещах станет известно в любой части королевства, все установленные участники подобного действа подлежат аресту и должны предстать перед королем. И когда он убедится в справедливости обвинения, он прикажет казнить их, сколько бы их ни было»[191].

Льоренте упоминает четыре отдельных дела о ритуальных убийствах, в которые, судя по всему, верит:

1250 – Мальчик-хорист кафедрального собора Сарагосы по имени Доминго де Валь, распят евреями. Его впоследствии канонизировали и поклонялись ему в Сарагосе как мученику.

1451 – Мальчик распят евреями в Вальядолиде.

1454 – Мальчик из поместья маркиза Альмарса, неподалеку от Саморы, распят. Сердце его затем сожгли, а пепел смешали с вином и выпили евреи, присутствовавшие на церемонии. Тело позже нашла собака, и это привело к аресту и наказанию преступников.

1468 – В городе Сепульведа, в епархии Сеговии, в четверг на Страстной неделе был схвачен мальчик; в Страстную пятницу на него надели терновый венец, высекли кнутом и распяли. Епископ, дон Хуан Ариас, получив известия об этом преступлении, учредил расследование, результатом которого стал арест нескольких человек, которых приговорили к смерти и казнили.

В качестве авторитетного источника по третьему и четвертому делу Льоренте приводит «Fortalicium Fidei» Альфонсо де Эспины, но к нему ни в коем случае не следует относиться с полным доверием. По второму делу он вообще не приводит источников, а для получения более полной информации по первому случаю отсылает своих читателей к «Истории святого Доминго де Валя», которая является не более авторитетной, чем большинство трудов подобного толка[192]. Однако канонизация этой жертвы заставляет задуматься, ибо в таких вопросах католическая церковь никогда не действовала опрометчиво и без должных доказательств. Но даже если бы она и поступила так в этом случае, для такой опрометчивости требовались бы мотивы. Единственным возможным мотивом могло быть желание оправдать преследование евреев. Но, как мы уже говорили (и как вскоре станет очевидно), католическая церковь никогда не стремилась заниматься таким преследованием или подстрекать к нему. Знаменитое дело о распятии «святого младенца» в Ла-Гардиа, суд по которому вел сам Торквемада, мы рассмотрим в надлежащем месте.

Хорошо известно, что практика человеческих жертвоприношений очень древняя, и в разных видах была связана с многочисленными и весьма разнообразными культами. Самое раннее и безусловно историческое свидетельство о том, что к этой практике прибегали евреи, – это, вероятно, те сведения, которые приводит Д. Д. Фрэзер в «Золотой ветви», цитируя «Церковную историю» Сократа Схоластика[193]. Этот схолиаст рассказывает, как в 416 году в сирийском городе Имнестар группа евреев во время одного из своих праздников принялась высмеивать христиан и Христа. Впав в исступление, они поймали мальчика, привязали его к кресту и повесили. Последовал скандал, власти вмешались и заставили евреев дорого заплатить за это преступление.

Амадор де Лос-Риос, говоря о распространении подобных обвинений против испанских евреев в XIII веке, объясняет их тем, что этот сюжет стал центральным в чрезвычайно драматичной эпической поэме из книги «Milagros de Nuestra Señora»[194] Гонсало Берсео. В то же время он не заходит так далеко, чтобы настаивать, будто история, описанная в балладе, могла основываться не на фактах. Напротив, он предполагает, что дело могло обстоять именно так, и, описывая живучесть этого обвинения, он воздерживается от того, чтобы выражать какое-то определенное мнение на эту тему, словно не зная, принимать на веру обвинения в ритуальных убийствах или отмахнуться от них как от досужей клеветы.

Исходя из компетентных доводов, приведенных на ту же тему Фрэзером и Вендландом, можно заключить, что христиане в любом случае ошибались, считая, будто эти предполагаемые распятия во время праздника Пурим (будь то люди или имитирующие их фигуры) проводились в насмешку над страданиями Спасителя. Они имеют гораздо более древнее происхождение и включают в себя обряд, отдельной частью которого могло быть и само жертвоприношение на Голгофе – это церемония в память о повешении Амана, которая опять-таки была продолжением ритуалов, практиковавшихся вавилонянами, и которую евреи переняли у них во время своего плена[195].

Какова бы ни была настоящая история этого ритуального убийства, нет сомнений в том, что слухи о нем старательно распространяли, чтобы настроить народ против евреев. Фанатичные монахи, игнорируя указания папы проявлять терпимость по отношению к сынам Израиля, пошли по Кастилии, рассказывая о творимых евреями беззакониях и о Божьем гневе, который падет на приютившую их страну. Подстрекаемые таким образом правоверные католики, понимавшие при этом, какую выгоду в делах им это сулит, поднялись, чтобы уничтожить евреев. Неизбежным результатом стали массовые убийства и грабежи, хотя власти, как правило, быстро вмешивались и усмиряли фанатизм людей и их жажду мародерства.

Однако в 1342 году, когда в Европу вторглась «черная смерть», доминиканцы и прочие монахи возобновили обвинения в адрес евреев и заставили народ поверить в то, что те ответственны за распространение чумы. В Германии евреев поставили перед безжалостным выбором: смерть