На вызов ответили все и подтвердили мамашины чувства. Ониушли, но в этой простодушной поспешности сказать что-нибудь ласковое иободряющее таилось много жестокого, о чем и не спохватилась ЛизаветаПрокофьевна. В приглашении приходить “по прежнему” и в словах “моим, по крайнеймере” — опять зазвучало что-то предсказывающее. Князь стал припоминать Аглаю;правда, она ему удивительно улыбнулась, при входе и при прощаньи, но не сказалани слова, даже и тогда, когда все заявляли свои уверения в дружбе, хотя разадва пристально на него посмотрела. Лицо ее было бледнее обыкновенного, точноона худо проспала ночь. Князь решил вечером же идти к ним непременно “попрежнему” и лихорадочно взглянул на часы. Вошла Вера, ровно три минуты спустя поуходе Епанчиных.

— Мне, Лев Николаевич, Аглая Ивановна сейчас словечко к вампотихоньку передала. Князь так и задрожал.

— Записка?

— Нет-с, на словах; и то едва успела. Просит вас очень весьсегодняшний день ни на одну минуту не отлучаться со двора, вплоть до семи часовпо вечеру, или даже до девяти, не совсем я тут расслышала.

— Да… для чего же это? Что это значит?

— Ничего этого я не знаю; только велела на-крепко передать.

— Так и сказала: “на-крепко”?

— Нет-с, прямо не сказала: едва успела отвернувшисьвыговорить, благо я уж сама подскочила. Но уж по лицу видно было, какприказывала: на-крепко или нет. Так на меня посмотрела, что у меня сердцезамерло…

Несколько расспросов еще, и князь хотя ничего больше неузнал, но зато еще пуще встревожился. Оставшись один, он лег на диван и сталопять думать. “Может, там кто-нибудь будет у них, до девяти часов, и она опятьза меня боится, чтоб я чего при гостях не накуралесил”, выдумал он наконец иопять стал нетерпеливо ждать вечера и глядеть на часы. Но разгадка последовалагораздо раньше вечера и тоже в форме нового визита, разгадка в форме новой,мучительной загадки: ровно полчаса по уходе Епанчиных к нему вошел Ипполит, дотого усталый и изнуренный, что, войдя и ни слова не говоря, как бы без памяти,буквально упал в кресла и мгновенно погрузился в нестерпимый кашель. Ондокашлялся до крови. Глаза его сверкали, и красные пятна зарделись на щеках.Князь пробормотал ему что-то, но тот не ответил, и еще долго не отвечая,отмахивался только рукой, чтоб его покамест не беспокоили. Наконец он очнулся.

— Ухожу! — через силу произнес он наконец хриплым голосом.

— Хотите, я вас доведу, — сказал князь, привстав с места, иосекся, вспомнив недавний запрет уходить со двора. Ипполит засмеялся.

— Я не от вас ухожу, — продолжал он с беспрерывною одышкой иперхотой, — я напротив нашел нужным к вам придти и за делом… без чего не сталбы беспокоить. Я туда ухожу, и в этот раз, кажется, серьезно. Капут! Я не длясострадания, поверьте… я уж и лег сегодня, с десяти часов, чтоб уж совсем невставать до самого того времени, да вот раздумал и встал еще раз, чтобы к вамидти… стало быть, надо.

— Жаль на вас смотреть; вы бы кликнули меня лучше, чем самимтрудиться.

— Ну, вот и довольно. Пожалели, стало быть и довольно длясветской учтивости… Да, забыл: ваше-то как здоровье?

— Я здоров. Я вчера был… не очень…

— Слышал, слышал. Вазе досталось китайской; жаль, что меняне было! Я за делом. Во-первых, я сегодня имел удовольствие видеть ГаврилуАрдалионовича на свидании с Аглаей Ивановной, у зеленой скамейки. Подивился нато, до какой степени человеку можно иметь глупый вид. Заметил это самой АглаеИвановне по уходе Гаврилы Ардалионовича… Вы, кажется, ничему не удивляетесь,князь, — прибавил он, недоверчиво смотря на спокойное лицо князя; — ничему неудивляться, говорят, есть признак большого ума; по-моему, это, в равной жемере, могло бы служить и признаком глупости… Я впрочем не на вас намекаю,извините… Я очень несчастлив сегодня в моих выражениях.

— Я еще вчера знал, что Гаврила Ардалионович… — осексякнязь, видимо смутившись, хотя Ипполит и досадовал, зачем он не удивляется.

— Знали! Вот это новость! А впрочем, пожалуй, и нерассказывайте… А свидетелем свидания сегодня не были?

— Вы видели, что меня там не было, коли сами там были.

— Ну, может, за кустом где-нибудь просидели. Впрочем, вовсяком случае я рад, за вас разумеется, а то я думал уже, что ГаврилеАрдалионовичу — предпочтение!

— Я вас прошу не говорить об этом со мной, Ипполит, и втаких выражениях.

— Тем более, что уже всё знаете.

— Вы ошибаетесь. Я почти ничего не знаю, и Аглая Ивановназнает наверно, что я ничего не знаю. Я даже и про свидание это ничего ровно незнал… Вы говорите, было свидание? Ну, и хорошо, и оставим это…

— Да как же это, то знали, то не знали? Вы говорите: “хорошои оставим”? Ну, нет, не будьте так доверчивы! Особенно, коли ничего не знаете.Вы и доверчивы потому, что не знаете. А знаете ли вы, какие расчеты у этих двухлиц, у братца с сестрицей? Это-то, может быть, подозреваете?.. Хорошо, хорошо,я оставлю… — прибавил он, заметив нетерпеливый жест князя: — но я пришел засобственным делом и про это хочу… объясниться. Чорт возьми, никак нельзяумереть без объяснений; ужас как я много объясняюсь. Хотите выслушать?

— Говорите, я слушаю.

— И однако ж я опять переменяю мнение: я всё-таки начну сГанечки. Можете себе представить, что и мне сегодня назначено было тоже придтина зеленую скамейку. Впрочем, лгать не хочу: я сам настоял на свидании,напросился, тайну открыть обещал. Не знаю, пришел ли я слишком рано (кажется,действительно, рано пришел), но только что я занял мое место, подле АглаиИвановны, смотрю, являются Гаврила Ардалионович и Варвара Ардалионовна, оба подручку, точно гуляют. Кажется, оба были очень поражены, меня встретив, не тогоожидали, даже сконфузились. Аглая Ивановна вспыхнула и, верьте не верьте,немножко даже потерялась, оттого ли, что я тут был, или просто увидав ГаврилуАрдалионовича, потому что уж ведь слишком хорош, но только вся вспыхнула и делокончила в одну секунду, очень смешно: привстала, ответила на поклон ГаврилыАрдалионовича, на заигрывающую улыбку Варвары Ардалионовны и вдруг отрезала: “ятолько затем, чтобы вам выразить лично мое удовольствие за ваши искренние идружелюбные чувства, и если буду в них нуждаться, то, поверьте”. Тут онаоткланялась, и оба они ушли, — не знаю, в дураках или с торжеством; Ганечка,конечно, в дураках; он ничего не разобрал и покраснел как рак (удивительное унего иногда выражение лица!), но Варвара Ардалионовна, кажется, поняла, чтонадо поскорее улепетывать, и что уж и этого слишком довольно от Аглаи Ивановны,и утащила брата. Она умнее его и, я уверен, теперь торжествует. Я же приходилпоговорить с Аглаей Ивановной, чтоб условиться насчет свидания с НастасьейФилипповной!

— С Настасьей Филипповной! — вскричал князь.