по обоим главным вопросам, вокруг которых шел спор, то есть относительно участия в политических движениях и необходимости прочной централизации. Но при своем принципиальном влечении к революционным выступлениям оно при тогдашних обстоятельствах могло оказаться более опасным для Интернационала, чем другие течения: европейская реакция только и ждала удобного случая, чтобы подавить эти выступления своим огромным перевесом сил. И действительно, Маркс потому и хотел перенести местопребывание генерального совета из Лондона в другое место, что опасался, как бы бланкисты не захватили дела в свои руки. Он избрал Нью-Йорк потому, что там возможно было образовать совет из различных национальных элементов и была обеспечена безопасность архивов совета, неосуществимая во всех странах европейского континента.

На гаагском конгрессе, заседавшем со 2 по 7 сентября, Маркс располагал надежным большинством, благодаря сравнительно сильному представительству немцев и французов среди 61 делегата. Противники Маркса бросили ему упрек в том, что он искусственным образом сфабриковал это большинство; но этот упрек совершенно несостоятельный, поскольку он касается подлинности мандатов. Несмотря на то что конгресс затратил почти половину времени на поверку мандатов, все мандаты оказались правильными, за одним исключением. Но вообще говоря, Маркс уже в июне писал в Америку с просьбой о передаче мандатов немцам и французам. Некоторые делегаты были представителями не своей, а чужой нации; другие, из полицейских соображений, выступали под ложными именами или по тем же причинам умалчивали о названиях секций, от которых получили мандаты. Вследствие этого в различных отчетах о конгрессе приводятся неодинаковые данные относительно численного представительства отдельных наций в конгрессе.

В строгом смысле представителей германских организаций было только восемь: Бернагард Беккер (Брауншвейг), Куно (Штуттгарт), Дитцен (Дрезден), Кугельман (Целле), Мильке (Берлин), Риттингаузен (Мюнхен) и Шумахер (Золинген). Затем Маркс в качестве представителя генерального совета имел наряду с мандатом от Нью-Йорка еще мандат от Лейпцига и Майнца, а Энгельс мандаты от Бреславля и Нью-Йорка. Гепнер из Лейпцига имел мандат от Нью-Йорка, Фридлендер из Берлина — мандат от Цюриха. Два других делегата с якобы немецкими именами Вальтер и Сван были на самом деле французами; их действительные фамилии Хеддегем и Дантраг. Оба были очень ненадежны; Хеддегем состоял даже бонапартовским шпионом в Гааге. Поскольку французские делегаты были эмигрантами Коммуны — Франкель и Лонге, примыкавшие к Марксу, Ранвье, Вайян и другие, причислявшие себя к бланкистам, — они выступали под своими именами, но происхождение их мандатов держалось более или менее в тени. Представителями генерального совета наряду с Марксом были двое англичан (Рооч и Секстон), один поляк (Вроблевский) и три француза (Серрайе, Курне и Дюпон). Коммунистический рабочий союз в Лондоне представлен был Лесснером. Британский федеральный совет прислал четырех делегатов, среди них Эккариуса и Хэльса, которые уже в Гааге столковывались с бакунистами.

Что касалось бакунистов, то итальянцы никого не прислали на конгресс; они уже в августе, на конференции в Римини, отказались иметь что-либо общее с генеральным советом. Пять испанских делегатов, за исключением одного лишь Лафарга, примыкали к бакунистам точно так же, как и восемь бельгийских и четыре голландских представителя. Юрская федерация прислала Гильома и Швицгюбеля. а Женева сохранила своим представителем старого Беккера. Из Америки прибыло четыре делегата: Зорге, принадлежавший, как и Беккер, к числу преданнейших сторонников Маркса; затем бланкист Дерэра, бывший член Коммуны; третий мандат был предоставлен одному бакунисту, а четвертый и оказался тем единственным мандатом, который был признан недействительным. Дания, Австрия, Венгрия и Австралия имели каждая по одному делегату.

Уже во время длившейся три дня поверки мандатов разыгрались бурные сцены. Испанский мандат Лафарга горячо оспаривался, но все же был утвержден при нескольких воздержавшихся. Во время прений относительно мандата секции из Чикаго, который был передан члену, проживавшему в Лондоне, делегат британского федерального совета указал, что этот член не является признанным вождем рабочего движения; Маркс возразил, что не быть английским рабочим вождем — скорее честь, чем обратное, так как большинство английских рабочих вождей продали себя либералам. Это замечание, несмотря на утверждение мандата, испортило немало крови присутствующим и после конгресса было усердно использовано Хэльсом и его сотоварищами для агитации против Маркса. Сам Маркс, который был всегда господином своих поступков, не раскаялся в своих словах и не взял их обратно. После окончания поверки мандатов особой пятичленной комиссии было поручено предварительно рассмотреть все нападки, относившиеся к Бакунину и к учрежденному им союзу; комиссия эта была составлена из членов менее причастных, чем другие, к спорам о бакунинском союзе. Председателем комиссии был немец Куно, а членами французы Лэкен, Фишар, Вальтер, Хеддегэм и, наконец, бельгиец Сплингард.

Только на четвертый день конгресс приступил к очередным занятиям, начав с чтения отчета, представленного конгрессу генеральным советом. Отчет, составленный Марксом, был прочитан по-немецки им самим, по-английски Секстоном, по-французски — Лонге и по-фламандски — Абееле. Отчет перечислял в резких выражениях все насилия, которым подвергался Интернационал со времени бонапартовского плебисцита; он указывал на кровавое избиение Коммуны, на низости Тьера и Фавра, а также французской палаты из поместных дворян, на процессы о государственной измене в Германии. И английскому правительству тоже доставалось за террор по отношению к ирландским секциям и за расследования, которые оно производило чрез своих уполномоченных, относительно разветвлений союза. В отчете говорилось далее, что наряду с травлей, поднятой правительствами, шла клеветническая кампания во всем цивилизованном мире; она действовала посредством распространения апокрифических рассказов об Интернационале, печатания тревожных телеграмм и даже дерзкого подлога официальных документов вроде той адски-клеветнической телеграммы, которая приписывала Интернационалу большой пожар в Чикаго и облетела весь мир. Удивительно еще, как не приписали демоническому влиянию Интернационала того урагана, который тогда свирепствовал в Вест-Индии. Этим диким и гнусным нападкам генеральный совет противопоставлял непрерывные успехи, достигнутые Интернационалом: его проникновение в Голландию, Данию, Португалию, Шотландию и Ирландию, распространение в Соединенных Штатах, Австралии, Новой Зеландии и в Буэнос-Айресе. Конгресс одобрительно отнесся к отчету и, по предложению бельгийского делегата, выразил свое преклонение и симпатии всем жертвам пролетарской освободительной борьбы.

Затем перешли к прениям относительно генерального совета. Лафарг и Зорге доказывали необходимость сохранить его в интересах классовой борьбы; повседневную борьбу рабочего класса против капитала нельзя вести без центрального руководящего органа; если бы не существовало генерального совета, его следовало бы изобрести. Противная сторона, представленная Гильомом, оспаривала необходимость генерального совета; она допускала существование его в лучшем случае как центрального бюро для корреспонденции и статистики, но требовала, чтобы у него была отнята всякая власть. Интернационал, по словам Гильома, не изобретение какого-либо одного умного человека, придумавшего непогрешимую политическую и социальную теорию; он вырос из экономических условий