конференция рекомендовала рабочим юрских секций снова примкнуть к женевскому федеральному совету. Если же это окажется невозможным, то конференция постановила, что выделившиеся секции будут называться юрской федерацией. Затем конференция заявила, что генеральному совету вменяется в долг отречение от всех газет, которые будто бы являются органами Интернационала, как «Прогресс» и «Солидарность» в Юре, и обсуждают перед буржуазной публикой внутренние вопросы Интернационала.

Наконец, конференция предоставила генеральному совету определить по его усмотрению время и место ближайшего конгресса или могущей заменить его конференции.

В общем и целом нельзя оспаривать деловитости и умеренности всех постановлений конференции; исход, который она дала юрским секциям, предложив им назваться юрской федерацией, был намечен ими самими. Только постановления по делу Нечаева заключали в себе некоторый личный элемент, не оправдываемый всецело деловой точкой зрения. Если разоблачения относительно нечаевского процесса были использованы буржуазной прессой для нападок на Интернационал, то это было клеветой, вроде тех, которые ежедневно обрушивались десятками на голову Интернационала. Он обыкновенно не считал себя обязанным выступать с опровержениями, а презрительно отшвыривал ногой приставшую грязь. Если же на этот раз делалось исключение из общего правила, то не следовало поручать изложение дела злобствующему интригану, от которого можно было ожидать по отношению к Бакунину столько же добросовестности, как от буржуазной прессы.

Утин предпослал своей работе достойный его сенсационный вымысел. В Цюрихе, где он предполагал выполнить свою работу и где, по его словам, у него не было других врагов, кроме нескольких рабов союза под начальством Бакунина, на него будто бы напали в один прекрасный день в пустынном месте около канала восемь говоривших на славянском наречии людей; они ранили его, повалили на землю и, несомненно, убили бы и бросили его труп в канал, если бы случайно не проходили мимо четыре немецких студента; они и спасли его драгоценную жизнь для будущих услуг царю.

За этим одним исключением, постановления конференции создавали, без сомнения, удобную почву для соглашения, в особенности в такое время, когда рабочее движение было со всех сторон окружено врагами. Но уже 20 октября к генеральному совету обратилась с просьбой о принятии ее в состав Интернационала секция революционно-социалистической пропаганды и действия, образовавшаяся в Женеве из обломков бакунинского союза и нескольких беглецов Коммуны. Генеральный совет ответил ей отказом с согласия женевского федерального совета. Тогда в «Социальной революции», сменившей газету «Солидарность», открыли перекрестный огонь против «немецкого комитета, руководимого бисмарковским умом», каковым являлся, по мнению газеты, генеральный совет Интернационала. Этот замечательный пароль нашел вскоре широкий отклик, и Маркс писал одному своему американскому другу: «Эти слова имеют в виду тот непростительный факт, что я по происхождению немец и, действительно, оказываю несомненное духовное влияние на генеральный совет. Заметьте, что немецкий элемент в генеральном совете численно на две трети слабее, чем английский, и настолько же слабее, чем французский. Таким образом, грех заключается в том, что немецкий элемент в теоретическом отношении господствует (!) над английским и французским, и что это господство, то есть немецкая наука, признается ими полезным и даже необходимым».

Решительное нападение произведено было юрскими секциями на конгрессе, который они собрали 12 ноября в Сонвилье. Там было представлено, правда, всего 9 секций из 22 16 делегатами, и большинство этого меньшинства были больны скоротечной чахоткой. Но тем более широковещательны были их речи. Они были глубоко оскорблены тем, что лондонская конференция навязала им название, которое они сами намеревались принять; но они все-таки постановили подчиниться и назваться юрской федерацией, но в отместку объявили романскую федерацию распущенной, что не имело, конечно, никакого значения. Но главным образом конгресс ознаменовался тем, что составил и разослал всем федерациям Интернационала циркуляр, в котором оспаривал закономерность лондонской конференции и апеллировал к общему конгрессу, требуя его скорейшего созыва.

Это послание, составленное Гильомом, исходило из того, что Интернационал находится на роковом наклонном пути. Первоначально предполагалось, что он будет «величайшим протестом против всякого авторитета»; устав его обеспечивал каждой секции или каждой группе секций ее самостоятельность, а генеральный совет был конструирован как исполнительная группа, наделенная весьма ограниченными полномочиями. Постепенно, однако, вошло в привычку относиться к нему со слепым доверием, которое в Базеле дошло даже до добровольной отставки самого конгресса и предоставления генеральному совету права принимать, отвергать и распускать отдельные секции до решения ближайшего конгресса. Это постановление базельского конгресса было принято, впрочем, при ясно выраженном одобрении Бакунина и с согласия Гильома.

Вследствие этого генеральный совет, состоявший в течение пяти лет из тех же людей и заседавший в том же месте, стал считать себя «законным главой» Интернационала. Он сделался в собственных глазах чем-то вроде правительства, и потому члены его рассматривали свои обособленные воззрения как официальную теорию, которая одна только имеет право на существование в Интернационале. Отклоняющиеся от нее взгляды, которые возникали в других группах, представлялись им просто ересью. Таким образом, постепенно создалась ортодоксальность, центром которой был Лондон, а представителями члены генерального совета. Циркуляр Гильома не ставил им в вину их стремления, так как они соответствовали воззрениям их школы, но говорил, что следует самым решительным образом бороться против них: полновластие неизбежно действует развращающим образом, и человек, приобретающий такую власть над себе подобными, неизбежно перестает быть нравственным человеком.

Затем в циркуляре говорилось, что лондонская конференция продолжила работу базельского конгресса и вынесла постановления, которые превращали Интернационал из свободного союза самостоятельных секций в очень властную иерар хическую организацию, находящуюся в руках генерального совета. Чтобы увенчать это здание, конференция постановила, что генеральный совет будет также определять место и время ближайшего конгресса или конференции, заменяющей его. Это дает генеральному совету возможность заменять по своему произволу большие публичные собрания Интернационала тайными конференциями. Необходимо поэтому ограничить генеральный совет его первоначальным назначением, сохранив за ним роль простого бюро, ведущего переписку и статистику, и осуществить единство, которого желали достичь посредством диктатуры и централизации, путем свободного союза самостоятельных групп. В этом Интернационал должен служить прообразом будущего общества.

Несмотря на все эти наветы на генеральный совет, а может быть, именно вследствие этих наветов циркуляр юрских секций не достиг своей цели: его требование скорейшего созыва конгресса не встретило сочувствия даже в Бельгии, Италии и Испании. В Испании усматривали за резкими нападками на генеральный совет соревнование между Бакуниным и Марксом; Италия не желала подчиняться командованию из Юры, как и из Лондона; но только в Бельгии высказались за такое изменение устава, которое сделал бы Интернационал союзом вполне независимых федераций с генеральным советом, как «центром для корреспонденции и справок». Но с тем большим сочувствием