Варшаву и, как уверял его давний коллега и соратник Б. Н. Пономарев, перед запланированным отпуском лег в Кунцевскую ЦКБ для традиционного обследования, хотя чувствовал себя вполне сносно для своих лет[1183]. Другие авторы утверждают, что М. А. Суслов либо был срочно госпитализирован в ЦКБ из-за острого инсульта[1184], либо сам лег на плановое обследование в ЦКБ по настоянию академика Е. И. Чазова, который и сам не отрицал этого факта, уверяя, что у второго секретаря ЦК была тяжелая форма стенокардии[1185].

Утром 22 января М. А. Суслов должен был покинуть больницу и в тот же день вместе с первым заместителем председателя КГБ СССР генералом армии С. К. Цвигуном встретиться с Л. И. Брежневым для очень деликатного разговора по поводу поведения его дочери Галины Леонидовны Брежневой. Дело в том, что уже с осени 1981 года по Москве стали ходить всякого рода слухи о том, что непутевая дочь генсека повязла в сомнительных криминальных связях, в том числе с «бриллиантовой мафией», давно ведет разгульный образ жизни и тем самым сильно дискредитирует своего престарелого отца. Особенно усиленно эти слухи стали циркулировать в декабре 1981 года после гибели известной советской актрисы З. А. Федоровой и ограбления знаменитой дрессировщицы народной артистки СССР И. Н. Бугримовой, слывших в богеме обладателями очень ценных бриллиантовых коллекций[1186]. А в начале января 1982 года по факту ограбления И. Н. Бугримовой было возбуждено уголовное дело и арестован актер театра «Ромэн» Б. И. Буряца, в квартире которого и нашли ее бриллианты. И хотя это дело имело уголовный характер, оно сразу было взято под контроль Отделом административных органов ЦК во главе с генералом Н. И. Савинкиным, и, если верить Э. А. Хруцкому и Р. А. Медведеву, следствие по нему было сразу изъято из ведения МУРа и передано КГБ, где его куратором почему-то стал именно генерал армии С. К. Цвигун[1187]. Между тем, как уже было сказано выше, такой гипотетической встрече не суждено было состояться. И не только потому, что ушел из жизни М. А. Суслов, но и потому, что почти неделей раньше скончался сам С. К. Цвигун.

Как утверждает его внучка Виолетта Владиславовна Ничкова, осенью 1981 года ее дед лег на плановую диспансеризацию в ЦКБ, во время которой его дочь (кстати, кандидат медицинских наук) и сын, приехавшие навестить отца, сразу отметили его «угнетенное психологическое состояние» и «шалящую вегетатику». А затем он подхватил еще и острое респираторное заболевание, в результате чего стал терять голос и с ноября уже не появлялся на работе. Причем, по замечанию той же В. В. Ничковой, ее деда лечили не только от простуды, но и «большим количеством нейролептиков, антидепрессантов и снотворных», еще больше подавлявших вегетативную нервную систему[1188]. Хотя при этом, если судить по «Записям секретарей приемной Л. И. Брежнева», С. К. Цвигун, находясь на больничном, не менее 10 раз говорил с генсеком по его рабочему кремлевскому телефону, в частности 5, 12, 20 и 22 октября, 18 ноября и 6, 10, 14, 17 и 19 декабря 1981 года[1189]. Причем, что любопытно, в дневнике Л. И. Брежнева за день до гибели его давнего товарища, 18 января 1982 года, появилась такая запись «Цвигун С.К. — через 7 дней»[1190]. О чем говорила эта запись — трудно установить. Возможно, речь шла об их предстоящей встрече, но уже не 22, а 25 января: вероятно, в этот день С. К. Цвигун после продолжительной болезни должен был наконец выйти на работу, а может быть, речь шла вообще о чем-то другом.

Как бы то ни было, но днем 19 января 1981 года С. К. Цвигун совершенно неожиданно уехал из «Барвихи», где проходил реабилитацию, на свою дачу в правительственном поселке «Усово», и примерно в 16 часов 15 минут там его и нашли с простреленной головой на садовой дорожке. Что произошло в тот роковой день — не ясно до сих пор. Кто-то, например его близкие коллеги по КГБ генералы армии Ф. Д. Бобков и В. А. Крючков, уверяет, что С. К. Цвигун якобы сам застрелился из своего табельного пистолета, поскольку уже не мог терпеть жуткие боли, связанные с рецидивом онкологического заболевания[1191]. О том, что проблемы с онкологией стали причиной самоубийства С. К. Цвигуна, писал и академик Е. И. Чазов[1192]. Хотя эту версию категорически опроверг его лечащий врач, знаменитый специалист по торакальной хирургии академик М. И. Перельман, который еще в 1971 году успешно прооперировал генерала С. К. Цвигуна по поводу рака легкого и буквально за три недели до его гибели принимал участие в консилиуме врачей, установивших отсутствие рецидива рака легких и каких-либо метастаз в мозг у их пациента[1193]. Другие авторы, в частности А. М. Буровский, ссылаясь на мемуары генерала КГБ В. Е. Кеворкова, утверждают, что С. К. Цвигун покончил жизнь самоубийством на следующий день после того, как его вызвали в ЦК и представили неопровержимые доказательства его причастности к коррупции, в том числе получению взяток[1194]. Третья группа авторов, в частности небезызвестный сказочник Р. А. Медведев, говорит о том, что С. К. Цвигун пустил себе пулю в лоб после крайне эмоционального разговора с М. А. Сусловым, который якобы потребовал от него прекратить расследование «бриллиантового дела», в котором фигурировало имя дочери генсека Г. Л. Брежневой[1195]. Наконец, четвертая группа авторов, склонных к созданию различных конспирологических версий, в частности В. М. Легостаев и Л. Н. Сумароков, уверяет, что генерал С. К. Цвигун был застрелен чуть ли не по личному указанию самого Ю. В. Андропова каким-то наемным убийцей — то ли агентом, то ли штатным сотрудником КГБ[1196]. Более того, Л. Н. Сумароков утверждает, что якобы накануне гибели С. К. Цвигуна у него состоялся личный разговор с Ю. В. Андроповым, но «мы едва ли узнаем», о чем был этот разговор.

В связи с этим обстоятельством обычно вспоминают имена двух человек, последними видевших еще живого С. К. Цвигуна: его личного помощника А. А. Волкова, приезжавшего тем же днем в «Барвиху», и водителя спецгаража П. А. Чернова, который то ли лично застрелил своего «клиента», то ли дал ему свой табельный пистолет, из которого тот застрелился сам. Однако эту версию напрочь отвергает внучка С. К. Цвигуна В. В. Ничкова, которая, ссылаясь на свидетельство своего родного дяди Михаила Семеновича Цвигуна, говорит о том, что в его присутствии сам Ю. В. Андропов, приехавший на место гибели своего первого заместителя, тихо, но вполне отчетливо сказал: «Я им Цвигуна не прощу». Как бы то ни было, но никакого реального расследования по факту гибели С. К. Цвигуна проведено так и не было, а его семья получила на руки свидетельство о смерти, где в графе «причина» значилось: «острая сердечная недостаточность»[1197]. Причем уже в наше время все попытки В. В. Ничковой получить какие-либо документы, связанные с болезнью ее деда и реальными обстоятельствами его ухода из жизни, до сих пор не увенчались успехом.

21 января 1982 года в «Правде» и