Но больше всего Ариса восхитили листья.

– Смотри какие, – хранитель нежно пощекотал их толстым волосатым пальцем.

Каждый листик был разделён на три тонкие доли. Две крайние изгибались, из-за чего сам лист был похож на лук. Средняя доля походила на вложенную в него стрелу.

– Назовём его Лучником, – хранитель сиял, словно разом излечился от тяжёлой болезни. – Да благословят боги твоего дарителя!

Глава LVI. О дружеской заботе

Застонавший Милаш дал себе зарок никогда больше не пить с Дедом раньше, чем успел полностью проснуться. Для самого Предка вино оказалось как вода. Дух грустно хлестал его, изредка отпуская ехидные комплименты «превосходному виноградному соку». Зато они с Сепушем нажрались, как нажирались только в годы военной службы. Последний раз они так упились прямо перед очередным нападением кочевников. Те, конечно же, не соблаговолили предупредить о визите заранее, и разбуженные друзья и ещё пятеро их собутыльников были столь злы, что отбили заставу едва ли не всемером. Командир даже хотел представить их к награде, но, узнав, сколько они выпили, наградить уже захотел петлёй на шею. Вся застава ещё неделю сидела без вина, ожидая очередного обоза.

Чем закончился уютный вечер в прохладном полутёмном погребе, Милаш не помнил. Но подозревал, что Предок оставил их там же и до спален их довела стража. Милаш только надеялся, что сам разделся.

Почувствовав шевеление перины, мужчина тоже пошевелился под пышным одеялом, ощупал голую грудь и портки и вытащил из-за пояса трубку, мундштук которой щекотал ложбинку меж ягодицами. Свет больно резанул глаза, и виконт кое-как приподнялся, принял сидячее положение и обвёл спальню полным боли взором. Глаза сразу же зацепились за стул, на котором аккуратной стопочкой высилась сложенная одежда, а рядышком стояли сапоги.

Нет, разделся всё-таки не сам.

Следующим неприятным открытием стал второй стул со второй стопкой одежды. Светлые сапоги мгновенно дали подсказку, кем мог быть их хозяин, и Милаш резко повернул голову налево.

Сепуш повернул голову в это же время, и они одновременно уставились друг на друга.

В отличие от Милаша, на котором остались портки и трубка, туманник был гол полностью.

– Хека̀с… – отчаянно просипел Сепуш родное ругательство, пялясь на очумевшего друга. – Мы…

– Не мы! – решительно отверг Милаш, нервно засовывая трубку в рот. – Я так одежду не складываю, даже когда трезвый.

В памяти мелькнуло размытое «…дети, ну и слабые вы…».

– Дед, – уверенно заявил Милаш. – Он всегда так. Сказку расскажет, убаюкает, а потом сам спать и уложит… О Тёмные… – мужчина прижал пальцы к вискам.

– Я ненавижу твою семью, – страдающий Сепуш растёр лоб.

– Ой, сейчас я её тоже ненавижу… – Милаша тошнило.

– Ты же пошутил насчёт Деда? Ну что он нас… укладывал.

Туманнику плохело от воображаемой картины, где дух заботливо стягивает с него портки и аккуратненько их складывает.

– Представь, что ты маленький мальчик и это мама или папа уложили тебя спать, – сострадательно посоветовал друг.

– Милаш!

Резкий голос Донии раздался прямо за дверью. Мужчины только и успели вздрогнуть и в ужасе распахнуть глаза, как створка отворилась и на пороге с занесённой ногой и открытым ртом замерла Дония.

Увидев брата в одной постели с голым и лохматым другом, женщина словно бы и не удивилась. Скорее обрадовалась. Левый уголок губ ехидно приподнялся, брови слегка изогнулись, но ненадолго. Уже через миг лицо Донии приняло кроткое и нежное выражение, какое нечасто можно было у неё увидеть. Она в мгновение похорошела ещё больше.

– О, простите, – женщина смущённо опустила ресницы, – я не думала, что брат… в компании.

Заминка была слишком красноречива, и Сепуш возмущённо привстал, но тут же под заинтересованным взглядом женщины, которым она наградила приоткрывшиеся ягодицы, сел, отобрал у друга одеяло и натянул его по грудь.

– Госпо…

– Не торопитесь, – с ласковой непринуждённостью пропела Дония, делая шаг назад.

– Это Дед! – не выдержал Милаш.

– Конечно, – сестра смиренно поверила, – отдыхайте.

И закрыла за собой дверь.

Некоторое время ошарашенные похмельем и столькими ударами по самолюбию мужчины просто пялились перед собой.

Из коридора донёсся заливистый хохот.

– Ты говорил, она милая, – подначивал друга Сепуш, когда они уже одетые шли по улицам городам.

Дония действительно вела себя очень мило, была предупредительна и просила туманника чувствовать себя свободнее. Ведь лучший друг – это уже семья. А то, что от Милаша наследника не дождёшься, она и раньше знала.

– Соображал с недосыпа плохо, – мрачный Милаш дымил трубкой и даже на хорошеньких горожанок особо не засматривался. Так, подмигнул двум или трём… – Достанется же кому-то гарпия!

Сколько помнил Сепуш, друг всегда был особенно чувствителен к шуточкам про мужеложество. Как-то спьяну он проговорился, что в детстве был очень милым и красивым ребёнком и это очарование здорово отравило ему жизнь. Похоже, детские обиды так и не ушли в тень.

Торопились друзья к борделю Инан, проведать боевую подругу. Так-то Сепушу нужно было быть на собрании глав, но когда оно началось, туманник спал в постели Милаша. Подданные отчаялись найти его, и на собрание отправился помощник. Заваливаться посреди мероприятия было бы уже невежливо, и Сепуш оказался свободным на пару часов.

У заведения «Наездницы Инан» оказалось неожиданно шумно и многолюдно. Женщины, порозовевшие от радостного предвкушения, вбегали и выбегали в двери, вынося свертки и тюки с вещами. Вышибалы и наги выносили сундуки, гружённые снедью корзины и мебель. Улицу запрудили телеги и ротозеи. Напротив входа по-царски стоял шикарный паланкин красно-жёлтого цвета. Вокруг него с грозными мордами высились тролли – охранники и носильщики. А перед входом в паланкин, сложив руки на груди, стоял наг. Милаш признал в нём раммашца по переливчатому хвосту, а Сепуш с удивлением понял, что не он один прогуливает собрание.

– Наагариш Ллэлсэ? – чуть удивлённо протянул туманник.

Наг повернул голову в его сторону и холодно сузил глаза.

– Господин Милаш! – радостная Ейра, заметив виконта, замахала ему рулонами тканей.

– Ейра, милая, – расцвёл мужчина, – что у вас здесь происходит?

– Мы переезжаем! – женщина взвизгнула и подпрыгнула на месте. – В Раммаш!

– Куда?! – изумился Милаш.

Насколько он помнил, Инан не собиралась уезжать из столицы ещё лет десять. Город ей нравился, жизнь была спокойной – в сравнении