именно надлежит сказать. — Что хорошо для зверей, хорошо для Фериссии. Мы не пойдём на обрыв, это слишком открытое место, кроме того, после вечерней битвы нас там ждут. Вместо этого мы зайдём к ним с тыла и прорвёмся сквозь их укрепления.

Брови жрицы приподнялись.

— Хватит ли у твоих людей сил? — спросила она.

— Хватит, если твои жрецы им помогут, — ответил вождь. — Дикари хороши против всадников на конях, но против леса они бессильны.

— Безусловно, — кивнула Мелисса. — Мои жрецы в твоём полном распоряжении. Но... Сложность — это ведь не единственная причина, разве не так?

Сигаул медлил с ответом. Ведунья ждала.

— Воистину, твоя проницательность не устаёт меня удивлять, — старик улыбнулся. «И он считает себя хорошим актёром?» — подумала жрица. — В самом деле, есть ещё одно обстоятельство, упоминанием о котором я не хотел занимать твоего драгоценного времени.

Кроме треска огня, звуков в комнате больше не было.

— Я слушаю.

Это не была просьба, это был тихий приказ. Сигаул облизал пересохшие губы.

— Видишь ли... — начал он. — Всё может получиться не так быстро, как мы рассчитываем, и тогда, если мы подойдём к ним с обрыва, большая часть дикарей успеет сбежать. Но если мы сначала захватим их укрепления, за их спинами будет лишь бездна.

Мелисса молчала, взгляд её не выражал ничего.

— И это — то, о чём ты... Не желал говорить? — спросила она, наконец.

— Я... Я боялся, — военачальник поморщился, когда его вынудили первым произнести ненавистное слово. — Я боялся, что ты можешь неверно истолковать мои устремления и найти их... Неугодными Фериссии.

Мелисса встала. Ни тени усталости уж не было ни на её лице, ни в осанке, ни в походке, когда она двинулась через комнату.

— Фериссия милосердна, — начала она медленно. Сигаул следил за её перемещениями со всё возрастающим беспокойством. — Она всегда помогает нуждающимся и никогда не допустит, чтобы невинный и беззащитный был вдруг убит без причины. Она чтит всех, кто верит в неё, и строго наказывает отступников, чьи души темны, а мысли презренны. Она не оставит без наказания и того, кто, идя на благое дело, затаил в своём сердце недоброе, даже если и собирается сотворить это с Нею и для Неё. Люди видят лишь тленные оболочки — Фериссия видит не внешность, но суть. По сути вещей она и творит воздаяние: невинный наследует всё, тогда как тёмной душе придётся ответить за боль и измену.

Старый вождь стоял и старался тише дышать. Рука его даже поползла было к потайному карману, хотя он вовремя заметил это и сделал вид, что оправляет одежду.

— Таково слово Фериссии, — произнесла жрица, глядя своему визитёру прямо в глаза. Жёлтый блеск, в начале беседы едва тлевший на дне её глаз, сейчас горел ярче пламени. — Так есть, и так будет всегда.

— Да, слово... Фериссии, — Сигаул судорожно сглотнул.

«Он по-прежнему думает, что теперь со мной делать?» — удивилась Мелисса. Она медленно повернулась, подставив спину, будто бы специально давая возможность ударить, и сделала медленный шаг. Удар не последовал.

— Однако я не понимаю, — продолжила женщина другим тоном, — почему тебе взбрело в голову, будто на твой благочестивый поступок я стану смотреть, как на низкое преступление.

Она вновь обернулась, и теперь смотрела на вождя так, словно бы странный ход его мыслей её, в самом деле, удивил.

— Разве не нечестивейший город, бросающий вызов Природе и всему, что есть светлого, собираемся мы уничтожить, искоренить, разрушить до основания? — спросила она. — Разве не Сивелькирию, а чистое поселение невинных друидов собрались мы вдруг сжечь, предав всех лютой смерти? Ужель я настолько слепа? Разве может вдруг статься, чтоб хоть одна чистая в своём сердце душа могла оставаться там, куда войти мерзостно и ради того, чтоб очистить сей гнусный притон? И разве не волю самой Фериссии собрались мы исполнить, войдя по Её указанию в город, куда иначе попасть не могли бы мы даже помыслить? Воистину, велика жертва тех, кто, презрев отвращение и саму жизнь свою, идёт в этот бой, чтоб конец положить тем мучениям, которые насылает сие средоточие тьмы на всё сущее! Воистину, да воздастся тем светлым душам, что против воли своей помогли проложить нам дорогу до самого адского пекла! Воистину, только Фериссия в своём милосердии могла нам позволить стоять возле этого города, вместо того, чтоб сгноить нас живьём, едва только помыслили мы пойти в нечестивые земли! Фериссия, только Фериссия ведёт нас, да святится имя Её!..

— ...мя Её! — откликнулся Сигаул. Вид у него был теперь гораздо покладистей. — Что же, я очень рад, что ты верно истолковала мои слова. Стало быть, ты со мною?

— Наше дело — благое, — Мелисса, казалось, о чём-то раздумывала. — Мы сделаем так: первой атакой, направленной снизу, мы сломим их дух и перережем пути к отступлению — они нас не ждут таким образом, здесь ты прав. После этого, когда они будут в ловушке, мы разобьём их атакой с обрыва, как и договаривались. Нам в этом поможет Фериссия. Имея поддержку Фериссии и твои гениальные планы, мы просто не можем не победить.

Сигаул думал долго, на лице его застыло угнетённое выражение.

— Всё это звучит хорошо, — сказал он, наконец. — Но ты забываешь, что у нас мало людей, чтоб идти в две атаки, и ещё меньше тех, кто способен вести за собой.

— Я поведу вторую атаку,