сказать, Ломоносов и далее упорно придерживается этой линии поведения, появляясь на родине лишь наездами, стремясь максимально сократить время своего пребывания в СССР.

Очевидно, Ломоносов не из тех, кто легко сдается. В октябре 1923 г. он подает предварительный отчет о работе миссии и свою пояснительную записку «размером с приключенческий роман». Ломоносов прекрасно сознавал, что его будущее на советской службе полностью зависит от того, удастся ли ему очистить свое имя от выдвигаемых обвинений в глазах СНК и Политбюро. Он продолжает настаивать на своей невиновности, требуя, чтобы либо одобрили его отчет, либо отдали его под суд. Возможно, кто-то в Москве счел настойчивость Ломоносова назойливостью. Как результат, 1 января 1924 г. завершается и его деятельность в качестве главы Научно-технического комитета, как теперь именуется бывший Высший технический комитет НКПС.

Но это совершенно не мешает СНК создать в декабре 1924 г. новую межведомственную комиссию для подготовки заключения по отчету РЖМ, в состав которой вошли представители НКФ, НКВТ и НКПС. Не буду вдаваться в детали, но подготовленный новым составом ревизоров документ носил для Юрия Владимировича убийственный характер. Обвинениям в злоупотреблении не было числа, вплоть до претензии, что не только «широко расходовались деньги на оборудование квартир» для Ломоносова и его жены, но и «для последней покупались на казенный счет даже белье и интимнейшие предметы дамского туалета»[1591].

Однако Ломоносов не падает духом. Он развивает бурную деятельность, засыпая инстанции письмами и подключая свои связи в госаппарате. А в феврале 1925 г. внезапно идет в весьма решительное наступление: пишет письмо Дзержинскому, требуя своего полного оправдания[1592]. И это не жест отчаяния. Свой тщательно продуманный демарш Ломоносов подкрепил весьма весомыми аргументами, причем не изложенными на бумаге, а исполненными в железе.

22 января 1925 г., т. е. в первую годовщину смерти В. И. Ленина, в Москву прибыл первый построенный в Германии под руководством председателя Тепловозного бюро НКПС тепловоз ЮЭ № 001, к тому же успешно прошедший за границей все испытания. Этим фактом Юрий Владимирович как бы подчеркивал: вот оно, живое воплощение идеи, практичность и экономическую целесообразность которой столь гениально смог оценить вождь. И теперь завет Владимира Ильича выполнен! И сделал это не кто иной, как он, Ломоносов. Объективности ради, следует признать: ход отменный. Дзержинский в весьма сложной ситуации: как судить человека, столь ревностно и добросовестно выполнившего завет Великого Ленина?

Теперь и члены Политбюро, предварительно прокатившись на тепловозе, сменили праведный гнев на милость и 27 января 1925 г. согласились с подготовленным в недрах НКПС проектом решения: «Считая, что дальнейшая работа Ломоносова в этой области может дать нам ряд блестящих технических усовершенствований в транспортном хозяйстве, дающих экономию, далеко покрывающую суммы, за расходование которых предлагают Ломоносова предать суду, предлагаем: „Поручить СНК СССР направить дело о предании суду Ломоносова к ликвидации, ограничившись в крайнем случае лишь выговором“»[1593].

И здесь необходимо отметить очень интересный факт. Несмотря на все усилия, даже Феликсу Эдмундовичу очень долго не удавалось получить в свое распоряжение материалы комиссии по проверке деятельности Ломоносова, хотя формально он являлся начальником Аванесова по линии ВЧК. Внезапно выяснилось, что, когда дело касалось золота и иностранной валюты, даже всесильный Феликс оказывался не таким уж всесильным. Таковы советские реалии тех лет.

А Юрий Владимирович, воодушевленный успехом, даже решается приехать осенью 1925 г. в Москву. И… ничего не происходит. Покрутившись там и пообещав остаться, Ломоносов, заручившись согласием на продолжение его работы в НКПС… укатил в Берлин. А дальше, понимая, что в СССР уже практически не осталось при власти никого, кто мог бы более или менее твердо гарантировать его безопасность после смерти Дзержинского, Ломоносов перестает реагировать на вызовы в Москву и все более настойчивые требования от НКПС возвратиться в СССР. Итог предсказуем: его уволили и попросили съехать с казенной квартиры в Берлине.

Верный себе Ломоносов и это событие обставил с присущей ему во всем театральностью. Даже свое решение не возвращаться в Россию он представил публике с известной долей артистичности. Созвав весь штат своих служащих и угостив обильным обедом, Юрий Владимирович построил их полукругом и произнес длинную речь с подробнейшим пояснением, почему он не может больше работать на большевиков. Распрощавшись с присутствующими со слезами на глазах, он вышел из комнаты, но затем «вернулся опять, снял свои галоши, поставил их посреди комнаты и ушел: „Я отряхнул прах с ног своих“»[1594]. Вот так псевдонедобольшевик, царский статский генерал Ломоносов отрекся вторично — в этот раз уже от нового мира.

И хотя формально Ломоносов оставался гражданином СССР еще десять лет, демонстративно дистанцируясь от русской эмиграции, отношения с советскими ведомствами все же не заладились. По данным разведки, Ломоносов и после отказа возвращаться на родину поддерживал «связи с крупными специалистами НКПС» при командировках тех в Берлин[1595]. Из праздного профессионального любопытства, просто из желания побыть в привычном кругу «своих» или по чьему-то заданию — вопрос и по сей день открытый.

В 1927 г. Ломоносов прямо отказывается от возвращения в СССР и переезжает к сыну в Великобританию. Затем живет в странах Западной Европы, США и в итоге с британским паспортом, лишенный в 1945 г. советского гражданства, в 1950 г. оседает в Канаде. Да, именно в Канаде, через которую и шли огромные партии русского золота, выталкиваемого Барком за границу в интересах англичан и американцев. Умер Юрий Владимирович в Монреале в ноябре 1952 г. Необходимо отметить, что, хотя некоторые исследователи считают Ломоносова создателем первого в мире действующего магистрального тепловоза, особо проявить себя в эмиграции ему так и не удалось — ни в амплуа изобретателя, ни в сфере преподавания, ни в бизнесе. Все его начинания ушли в песок. Вершиной его карьеры так и осталось место главы РЖМ.

Надо сказать, российские авторы почти единогласны в своих оценках деятельности Ломоносова. А. А. Иголкин: «Абсолютно уверенно можно утверждать: никто не позволил бы одному человеку украсть четверть (или даже пятую часть) золотого запаса страны. Что-то — и немало — к Ломоносову прилипло, но лишь потому, что дело было слишком тонкое и деликатное, и никакого контроля за ним доверить почему-то было нельзя ни Красину, ни даже Дзержинскому. Ломоносов выполнял прямые директивы Ленина»[1596].

Еще дальше в своих выводах пошел А. Г. Мосякин, который утверждает: «Изначально советское золото завозилось в Швецию с целью его дальнейшей продажи на мировом рынке. Закупка паровозов в Швеции была удобной ширмой для продажи золота в третьи страны. Этим золотом уполномоченные Москвой лица до поры распоряжались весьма вольготно… Делалось это с ведома высшего советского