Это уж памятно из нашего недавнего прошлого и советским загранработникам. Когда те, кто на самом краю границы — и пограничники, и таможенники — были лишены возможности взглянуть на эту самую заграницу хотя бы одним глазком. Вот и вызревало в них годами справедливое чувство классовой ненависти и товарной зависти к тем, кто «туда», по их мнению, «на дурняка», на государственные денежки катался. Хотя и оснований для подозрений в не совсем законном характере груза бывало предостаточно.

Разумеется, в условиях экономической блокады считалось, что для удовлетворения потребностей молодой республики в импорте все меры хороши. Сам В. И. Ленин прямо говорил о допустимости «полулегальных» форм сотрудничества с зарубежными бизнесменами. Понятно, что в этой ситуации Красин «сделался, так сказать, шефом государственной контрабанды»[1605]. А уж опыта нелегальной работы ему было не занимать. Не будем забывать, Красин с дореволюционных времен располагал отличными связями в Швеции и Финляндии, которые теперь стали ключевыми пунктами в организации поставок в Россию и вывозе из страны драгоценных металлов. Причем не все его контакты представляли собой образцово законопослушных бизнесменов. Многие имели связь с контрабандистами, через таких людей в первую революцию и шли поставки в Россию динамита и пироксилина. Иногда средства на приобретение крупных партий вооружения для подпольщиков поступали от иностранных спецслужб, в тот период главным образом от резидента японской разведки в Швеции Мотодзиро Акаси. Именно он профинансировал приобретение оружия для нелегальной переброски в Россию на пароходе «Джон Графтон». Приняв на борт прямо в море 16 тыс. винтовок, 3 тыс. револьверов, 3 млн патронов к ним и несколько тонн динамита, «Джон Графтон», отчаливший из Лондона, в сентябре 1905 г. через Копенгаген и Стокгольм начал свой извилистый путь к берегам России. Но злоумышленникам не повезло: пароход сел на мель у финского берега, оружие в итоге досталось властям[1606].

Хорошо зная хватку Красина в отношении всего, что касалось денег, а также то обстоятельство, что он буквально с первого дня взялся за создание за границей системы совзагранбанков, учрежденных и функционировавших в соответствии с западным банковским законодательством, но представлявших по существу подконтрольные прообразу Государственного банка СССР, Народному банку РСФСР, дочерние кредитные организации, Ленин сделал упреждающий ход и провел решение, чтобы все заключаемые Красиным «на золотую монету договоры предварительно шли на утверждение Политбюро». Очевидно, Владимир Ильич опасался создания заграничной империи Красина, неподконтрольной Москве, но существующей за ее счет. Он четко осознавал, что Красин на это способен и, почувствовав слабину Кремля, может пуститься во все тяжкие.

Естественно, Красин был крайне недоволен этим обстоятельством, сочтя его проявлением недоверия и чуть ли не личным оскорблением. Он жестко и бурно протестовал. Но Ленин остался неумолим: «Крайне необходимо экономить золото изо всех сил. Политбюро не видит деловых оснований для отмены своего решения»[1607]. И Леониду Борисовичу, как неоднократно бывало и прежде, пришлось смириться.

Хорошо изучивший характер Красина Ломоносов отмечал, что тот был не склонен идти на обострение в отношениях не только с руководителями высшего уровня, но даже с собственными подчиненными. Обходить острые углы и склонять голову перед высшими инстанциями, ну хотя бы внешне, — полностью в духе Леонида Борисовича. Знакомым Юрий Владимирович не стеснялся говорить об «особенностях» реагирования Красина на острые ситуации — сперва вспылить, закатить истерику, а потом «скиснуть» и замять дело[1608]. Так произошло и на сей раз: Красин смирился, но внутренне не подчинился[1609]. И мы будем иметь возможность в этом убедиться. При его опыте и знаниях ему ничего не стоило обосновать любое свое решение и ввести в заблуждение самую высокую «Инстанцию», ибо там попросту не нашлось бы равных ему профессионалов.

Для сношений со штаб-квартирами фирм, занимавшихся, например, импортом леса из России, для их приемщиков на местах разрабатывались совместно с шифротделами посольства СССР в Лондоне специальные коммерческие шифры, позволявшие защищать от конкурентов информацию о пароходах, грузе, номенклатуре товаров. Обычная торговая практика, хорошо известная в Европе буквально с момента изобретения телеграфа. И поначалу все работало. Но вот сидит уполномоченный ГПУ в Архангельске, скучает от серых будней и страдает: иностранцев мало, а результат по выявлению шпионажа к отчетной дате дай. А тут шифровки на телеграфе, да еще и для связи с некоторыми «из бывших». Ну как тут упустить такой прекрасный шанс отличиться? Немного ловкости рук, и дело о шпионской сети готово. Ну, а далее по принципу: «То, что вы на свободе, не ваша заслуга, а наша недоработка». И здесь для получения признания все методы хороши. Понятно, что подобное не способствовало развитию внешней торговли.

«Россия вовлечена в интересный эксперимент, который они [большевики] начали с чистого листа, — заявил Ллойд-Джордж еще 20 января 1918 г., доверительно беседуя с издателем и своим близким другом лордом Ридделлом. — Нам остается только дождаться его окончания и посмотреть, что они сделают»[1610]. А дальше Лондон стал действовать в привычной ему манере двойных стандартов. И хотя в стране сохранялось официально признанное представительство России во главе с посланником Набоковым, кстати, финансировавшееся английским правительством, в Великобритании начал работать пусть и неофициально, но все же как-то криво признанный советский полпред Литвинов. А признанный потому, что добился ареста всех средств, находившихся на счетах российского посольства, и получил право пользоваться шифрами и посылать дипломатических курьеров[1611].

Следует отметить, что Ллойд-Джордж как раз очень к месту предложил снять торговое эмбарго с России и начать консультации, которые поначалу представлялись как контакт с российским кооперативным союзом. Первые признаки изменения настроений в отношении правительства большевиков на Западе очень хорошо уловил только что прибывший в Лондон из Петрограда в декабре 1918 г. бывший министр финансов и премьер-министр В. Н. Коковцов. «В Англии, а того больше в Америке, положительно никто не хочет вмешиваться в русские дела, их не понимают пока. Англичане в руках лейбористов, и сам успех Ллойд-Джорджа на выборах[1612] был результатом сделки: он обещал рабочим, что Англия в Россию не пойдет, а рабочим здесь представляется, что большевики — это социалисты, друзья и защитники бедного пролетариата», — отмечал он[1613].

Коковцов весьма точно угадал тенденцию в настроениях в Великобритании. Постепенно понимание происходящего приходило и к правящей верхушке большевиков. Примечательно, что одним из первых политиков в Советской России, которые предполагали именно такое развитие событий, был Красин. «Если военное положение будет развиваться, как мы предполагаем, — мирные переговоры неизбежны, — писал Красин еще 25 октября 1919 г. жене в Швецию. — Дальнейшая затяжка войны вряд ли выгодна даже нашим настоящим врагам, и если до зимы Деникину не удастся нас добить