Основополагающий трактат Симондона о технологии («О способе существования технических объектов»; Du mode d’existence des objets techniques, 1958) был опубликован в качестве дополнения к его основной докторской диссертации[135], в которой он развивает свою теорию индивидуации. Опираясь на нее, трактат о технике рассматривает технические объекты в динамических условиях как нечто, проходящее процесс становления. Подобно живым существам технические объекты имеют генезис, и этот генезис является частью их бытия (Simondon, 2012: 22). Трактат начинается с критики тенденции рассматривать культуру и технику как противоположности. По мнению Симондона, ксенофобское неприятие технической реальности основано на неправильном понимании природы и сущности машин. Эта ошибка ведет к отчуждению или, иначе, к технофобии, технофилии или непомерным технократическим амбициям, которые все являются неадекватными реакциями на машины (Ibid.: 9–10). Симондон, напротив, считает существование людей и машин коррелятивным (Ibid.: 16). Люди и машины взаимосвязаны; они подразумевают и дополняют существование друг друга. Технические объекты становятся медиаторами между людьми и природой, а люди – медиаторами между машинами.

По мнению Симондона, машины – это сущности, которые действуют (Ibid.: 192). Чтобы лучше понять техническую реальность в ее запутанности с человеком и природой, нам необходимо рассматривать техническое бытие в его оперативных функциях, а не как вещи или артефакты с фиксированными характеристиками. Для Симондона «техничность» связана с работой и образом действия технических объектов. «Суть» технического объекта, например двигателя, это не один или другой двигатель, а некая «операционная схема», которая остается более или менее стабильной и узнаваемой на протяжении эволюции от первых двигателей к сегодняшним (Ibid.: 23, 53). Нынешняя актуальность работы Симондона о технике связана именно с тем фактом, что она предлагает операциональную теорию технологической медиации.

Несмотря на свои рассуждения о сущностях (essences), Симондон порывает с субстанциалистскими представлениями о тождестве, включая гилеморфическое разнообразие (см. Метастабильность). Во-первых, техническая сущность (technical essence) обязана своим происхождением акту изобретения. Начнем с того, что технический объект «примитивен» и отсоединен (disconnected). Тем не менее он продолжает изобретаться, развиваться способами, не все из которых были предусмотрены изобретателем (изобретателями). Во-вторых, техническая сущность плодовита. Она развивается, порождая серию вариаций или «семейство» технических объектов (Ibid.: 51–53). Технический объект «существует… как определенный тип, полученный посредством сходящихся серий» (Ibid.: 26)[136], который, говоря языком Симондона, переходит от «абстрактного» к «конкретному» способу существования. Техническая сущность эволюционирует в процессе индивидуации (см. Метастабильность), который в случае технических объектов далее уточняется как процесс «конкретизации». Развитый технический объект более «конкретен», чем примитивный или «абстрактный» технический объект, в том, что функционально его элементы более согласованы и приближаются к внутренней связности живого существа. Кроме того – и опять же по аналогии с живым существом, – он инкорпорирует в свою систему части природного мира, вступая в отношения со своим окружением (средой). Таким образом, в процессе конкретизации технический объект утрачивает свой искусственный характер и приближается к способу существования природных объектов. Становясь более конкретным, технический объект приближается к тому, чтобы быть частью природной системы; он «натурализует себя», инкорпорируя части мира природы в режим своего функционирования (Ibid.: 57). Бросая вызов принятым различиям, Симондон называет процесс конкретизации «естественной технической эволюцией» (Ibid.: 52).

Развитый технический объект характеризуется энергетической связью с окружающей его средой. Именно здесь – в концепции того, в каких отношениях технический объект находится с окружающей средой, – операциональный подход Симондона демонстрирует свою истинную способность выходить за рамки укоренившихся моделей мышления. Потому что конкретизирующееся изобретение – это не просто адаптивная реакция на ранее существовавшую среду. Конкретизация – это, скорее, процесс, «обусловливающий рождение среды», которая, в свою очередь, становится «условием возможности функционирования технического объекта» (Ibid.: 68)[137]. По мнению Симондона, техническое существо самообусловлено, но только в очень своеобразном смысле, поскольку оно одновременно является и условием, и обусловленным. Техническое бытие создает вокруг себя определенный порядок природных элементов, от которых зависит его функционирование, – а значит, оно обусловливает ассоциированную среду в той же мере, в какой оно само ею обусловлено.

Несмотря на то, что Симондон признавал конструктивную роль технического объекта, он утверждает, что связанная с ним среда не является искусственной. Ассоциированная среда – это «третья», или «смешанная», среда, которая является одновременно технической и географической и действует как «медиатор в отношениях между искусственными техническими и природными элементами, в которых функционирует техническое существо» (Ibid.: 70)[138]. На том же основании он утверждает, что техническая операция не является произвольной. Фокус Симондона на операциях позволяет избежать дилеммы причинности и целесообразности. Конечно, машины созданы для определенной цели; но, как поясняет Симондон, в процессе индивидуации «эта внешняя целесообразность стирается в пользу внутренней согласованности функционирования» (Ibid.: 167)[139]. Процесс технической индивидуации нельзя объяснить и с точки зрения причинности в ее обычном смысле. И именно аналогия с живыми существами помогает разрешить эту дилемму. Конкретизация «органична» в том смысле, что система стремится к внутренней связности. Технические элементы интегрируются в «технического индивида» так же, как органы интегрируются в живом теле. Затем, подобно живому телу в окружающей его среде, технический индивид образует систему, в которую «часть природного мира… встраивается как условие функционирования» (Ibid.: 56)[140]. Развитый технический объект представляет собой циклический режим причин и следствий, или, точнее, систему, «в которой существует множество причинно-следственных взаимосвязей» (Ibid.: 23)[141]. Подобно своду, который неустойчив, пока не завершен, техническая операция поддерживает себя силами составляющих ее функций. Как следствие, прогресс технического генезиса может быть достигнут только в изобретательских прыжках за пределы данной реальности посредством внутреннего перераспределения функций, которое дополняет общую производительность системы и устраняет антагонизмы между элементами в их первичном распределении. Другими словами, технический объект развивается посредством изобретательского предвосхищения, где, как поэтично формулирует это Брайан Массуми (Brian Massumi), «прошлое делает успешный скачок в будущность действия» (Massumi, in De Boever et al., 2012: 30).

Чтобы прийти к согласию с техникой, нужно рассматривать техническое существо не только по аналогии с живым, но и в его сопряжении с ним. Техническому существу требуется живое существо; человек требуется ему вдвойне – как живое существо и как существо, понимающее, как функционируют машины (Simondon, 2012: 175). Следовательно, ошибочно использовать автоматизм в качестве показателя совершенства машин. Машина, которая работает без постоянного участия оператора, серьезно ограничена в своих функциях и возможностях использования. Свести человеческое вмешательство к минимуму для достижения истинного технического совершенства целью не является. Подлинным показателем совершенства машин скорее является уровень техничности, который «связан с тем фактом, что в работе машины таится некоторая степень неопределенности» (Ibid.: