Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поляризация британской внутренней политики вследствие международной напряженности и вопросов обороны усилилась в начале 1950-х годов. Полномасштабные бои развернулись из-за Германии.[1227] Доминирующие антикоммунисты, такие как Хили и Гейтскелл, решительно поддерживали НАТО и были готовы согласиться с ремилитаризацией ФРГ при условии введения многостороннего контроля. Они отмечали, что ЕОС учитывает давний социалистический принцип преодоления «узких» национальных предубеждений и предрассудков. Гейтскелл предостерегал группу профсоюзных лидеров в 1952 году, что если демократические государства «разделятся на благо Сталина», они «падут одно за другим, как пали перед Гитлером».[1228] Сторонники взглядов Гейтскелла были заодно с американцами не потому, что их подкупило ЦРУ, но потому, что они были убеждены: Вашингтон по-прежнему предлагает наилучшую защиту для «институтов свободы». Существенное меньшинство членов Лейбористской партии, однако, с подозрением относилось к тому, что они полагали американским разжиганием войны и американским материализмом. Они также были против создания новой немецкой армии под эгидой ЕОС или любым другим прикрытием. Если отношение к Соединенным Штатам, как правило, определялось идеологическими соображениями, то вопрос о том, как воспринимать Германию, вышел за пределы традиционного разделения на правых и левых: двумя наиболее упорными противниками ремилитаризации Германии были «левый» Бевин и Хью Далтон, убежденный выразитель правых взглядов.[1229] В 1954 году съезд Лейбористской партии все-таки одобрил ремилитаризацию Германии, но лишь благодаря «блокирующему голосу» профсоюзов, который позволил одолеть скептиков.
Победа Эйзенхауэра на выборах ознаменовала новый курс американской внешней и оборонной политики. В драматическом телеобращении вскоре после вступления в должность в 1953 году госсекретарь США Джон Фостер Даллес указал на карту, демонстрируя обширное пространство от Германии до Восточной Азии, включая территории СССР и Китая, где «полностью господствуют русские коммунисты».[1230] Он предупредил, что Москва не просто проводит политику «окружения» против Запада; население «коммунистического мира» выросло вчетверо после Второй мировой войны, с 200 миллионов до 800 миллионов человек. Большая часть ресурсов Евразии находится в руках враждебных сил. Словом, налицо воплощение макиндеровской теории «хартленда» в новом обличье. Сдерживания поэтому уже не достаточно: требуется активная политика, чтобы «откатить» Советы обратно и предотвратить медленное удушение свободного мира. Идеология и стратегия тесно увязывались; Совет национальной безопасности заявил, что долговременное советское господство в Восточной Европе «представляет собой серьезную угрозу для безопасности Западной Европы и Соединенных Штатов». По этой причине Вашингтон подтвердил свою традиционную политику «признания права всех народов на независимость и управление по собственному добровольному выбору». Ликвидация советских сателлитов посему трактовалась как насущная задача Соединенных Штатов.[1231] Публичные речи и радиопередачи звучали повсюду, против Восточного блока велась психологическая война. В союзники привлекли даже исламистов, в которых Вашингтон видел рычаг давления на Советский Союз в Центральной Азии и на Кавказе. ЦРУ начало поддерживать мусульманских активистов, таких как Саид Рамадан, фактический министр иностранных дел «Братьев-мусульман», а также спонсировало строительство мечети в Мюнхене, где предполагалось собирать «лишенных страны» мусульман – противников «безбожного коммунизма».[1232]
В странах третьего мира при этом администрацию Эйзенхауэра и правительства Западной Европы ожидало столкновение с резким противоречием между идеологией и Realpolitik. «Полезные инструменты» самоопределения и прав человека, которые оказывались столь эффективными для сплочения своих наций и мобилизации против советского владычества в Восточной Европе, били бумерангом по европейцам и американцам. В Африке и Азии местные националисты прибегали к этим инструментам против «европейских империалистов». Более того, когда администрация США приступила к систематическому «заигрыванию» с авторитарными режимами Латинской Америки, Ближнего Востока и Азии, дабы подавить народные движения, которые будто бы находились под советским или китайским влиянием, она сама стала уязвимой для аналогичных обвинений. Империи, некогда весомый европейский актив, сделались теперь пассивом для Европы, а глобальные военные обязательства Вашингтона ослабляли не только военную силу Америки, но и ее моральный авторитет в Европе.
Другим фактором большой стратегии Эйзенхауэра являлась потребность сократить бюджетный дефицит, чтобы гарантировать долгосрочное экономическое процветание, от которого зависела безопасность США. Подобно многим республиканцам и либертарианцам, президент также опасался, что «машинерия» военно-промышленного комплекса – это выражение первым употребил именно Эйзенхауэр – со временем «проглотит» те свободы, которые президент обязывался защищать. Поэтому новый президент поспешил закончить дорогостоящую войну в Корее, которая наконец завершилась в июле 1953 года. Эйзенхауэр, кроме того, сократил расходы на обычные силы и попытался восполнить недостаток мощи за счет упора на развитие ядерных сил. Эта стратегия – «Новый взгляд», или директива СНБ 162/2, – получила закрепление в директиве НАТО MC 48, которая предусматривала реакцию на нападения СССР в форме «массированного удара возмездия». Различные предложения по разоружению, исходившие от президента, являлись фактически пиар-акциями, рассчитанными на обман Советского Союза. Главным фокусом для этой политики ядерного «возмездия» и сокращения расходов бюджета оставалась Европа, в особенности Германия. Ведь данная политика виделась возможной, только если НАТО или ЕОС укрепят свои позиции с точки зрения как обычных, так и, если это возможно, ядерных вооружений. Поэтому администрация Эйзенхауэра решительно поддерживала европейскую интеграцию, в первую очередь военное сотрудничество; госсекретарь Даллес финансировал деятельность Жана Монне, председателя ЕОУС и одного из ведущих интеграционистов континента со времен Второй мировой войны. Европейское оборонительное сообщество казалось отличным решением как «советской проблемы», так и «вызывавшей постоянную озабоченность президента ремилитаризации Германии, подразумевавшей воссоздание национальной армии и немецкого генерального штаба». Эйзенхауэр сообщил британцам и французам в декабре 1953 года, что ЕОС «не только лучшая, но и единственная надежда на решение немецкого вопроса, ведь без Германии НАТО не устоит».[1233]