– Отоприте! – велела Симфэ и протянула своему стражнику ключ странной формы на узорчатой цепочке.

Тот взял ключ, подошел к моей двери, вставил его в скважину в засове, запиравшем мою дверь, и повернул. Один за другим остальные трое тоже получили ключи и повернули их в замке. Все четыре ключа остались торчать в замке. Тогда Капра вышла вперед и отодвинула засов.

– Ты пойдешь со мной, – объявила она, когда я вышла из камеры.

Пока стражники вынимали ключи и вручали их владельцам, Капра обратилась к остальным троим:

– Я верну ее сюда в начале третьей стражи. Ждите меня здесь со своими ключниками. – Она опустила взгляд на меня. – Будешь меня слушаться или мне посадить тебя на цепь?

Ее ключник шагнул вперед и показал мне цепь с ошейником. Я посмотрела на него, потом снова на Капру и солгала:

– Я буду слушаться.

– Хорошо. Тогда идем.

Остальные посторонились и пропустили нас. Я шла следом за Капрой, а за мной – ее ключник. Мне очень хотелось заглянуть в соседнюю с моей камеру, но стражник не дал мне задержаться. Я успела только мельком увидеть черного человека, сидевшего на топчане, низко опустив голову.

Позади нас Симфэ громко сказала Колтри и Феллоуди:

– Я этого не одобряю. Да, девчонка может оказаться пустышкой. Возможно, в ней даже нет крови Белых. Я слышала, что в горах на севере встречаются люди, которых не отличишь от истинных Белых. Но что, если Двалия сказала правду и эта девочка каким-то образом и есть Нежданный Сын из снов? Почему мы позволяем Капре первой говорить с ней?

– Потому что вы все на это согласились! – резко бросила через плечо Капра. И сказала, обращаясь ко мне: – Поторапливайся.

Мы не то чтобы сбежали, но определенно постарались как можно скорее покинуть остальных. По пути я видела несколько узников в соседних клетках. Они спокойно сидели на топчанах и ничего не делали.

Словно прочитав мои мысли, Капра пояснила:

– Они не злые. Просто непослушные. Мы сажаем их сюда, чтобы они исправились. Они научатся приносить пользу и смогут снова вернуться к свои собратьям. Или… нет.

Она так и не сказала, что происходит с теми, кто отказывается приносить пользу.

Мы стали спускаться по той же самой лестнице, по которой я попала на крышу. Для седой старухи Капра двигалась удивительно быстро. Мы шли все вниз и вниз, пока не спустились до самого нижнего этажа. Там мы направились в коридор, и Капра, не сбавляя шага, повела меня туда, где я еще не была. По пути мы миновали несколько открытых дверей, за ними были просторные комнаты с окнами. Я успела разглядеть, что окна выходили в красивый сад. Наконец перед нами оказался зал, где стояли статуи и кушетки. Дверь в дальней стене вела в сад с бассейном. Мы быстро вышли туда, и у меня голова пошла кругом от упоительного аромата цветущих деревьев. Вдоль стены тянулась галерея, где можно было спрятаться от солнца. Там было много дверей, и Капра открыла одну из них. Оттуда вырвались клубы пара, пахнущего чем-то терпким.

– Иди и вымойся. Волосы, ноги – все. Одежда лежит там на лавке. Когда вытрешься, одевайся и выходи. Не возись слишком долго, но помойся как следует. От тебя воняет.

Свое распоряжение и мнение обо мне она высказала безразлично-холодным тоном. Я так обрадовалась, что можно будет окунуться в теплую воду, что без промедления подчинилась. Вошла и радостно закрыла за собой дверь. Свет падал сквозь окна под потолком. Моя надежда найти в купальне вторую дверь сразу растаяла. Там стояла лавочка с обещанной чистой одеждой и полотенцем, под ней лежали сандалии. Еще там был горшочек, наполненный чем-то густым и мягким, как холодец. Я сунула туда пальцы и потерла их друг о друга. Это оказалось мыло. С какой-то пряной травой для запаха. В низкой ванне из отшлифованного камня исходила паром вода. Больше ничего в комнате не было.

Я торопливо разделась, то и дело поглядывая на дверь. Свернула грязную одежду в узел, внутри его спрятала свою драгоценную свечу, осторожно положила на лавку и шагнула в ванну. Она оказалась куда глубже, чем я думала. Вода была ужасно горячая, еле можно терпеть, а когда я села, то погрузилась в нее до самого подбородка. Сначала только и могла, что просто сидеть. Потом откинулась назад, чтобы окунуться с головой, а когда вынырнула, то обнаружила, что с моих волос стекает коричневатая вода. Удивляться тут было нечему, но мне все равно сделалось неловко. Я зачерпнула пригоршней мыло, встала и принялась тереть им кожу. Немного поколебавшись, использовала его и для головы, а потом снова погрузилась в уже грязноватую воду, чтобы ополоснуться.

Я не раздевалась догола с тех пор, как мне давала вымыться торговец Акриэль. Синяки у меня на ногах еще не до конца зажили, только побледнели и сделались зеленоватыми и желтыми. Ногти на ногах потрескались, под них забилась грязь. Кожа на ладонях огрубела после всего, что я делала для Двалии. Теперь это были руки служанки, а не дочери благородного баккского семейства. На минуту мне стало стыдно: у девочек на кухне были такие же руки, потому что они постоянно занимались работой, которой от меня никто не требовал. Сколько раз я проклинала судьбу за то, что она отобрала у меня мой покой и уют, и только теперь задумалась: а каково было бы родиться служанкой или рабыней? Той, для кого издевательства вроде тех, что мне пришлось вытерпеть, были обычным делом?

В новом наряде я почувствовала себя почти что голой. Штаны были такие короткие, что выставляли напоказ колени, зато рукава такие длинные, что прикрывали кисти. То и другое было сшито из легкой светло-розовой ткани. За шиворотом новой рубахи я не смогла бы спрятать свечу. Над ремешками сандалий мне пришлось поломать голову, но в конце концов я смогла-таки застегнуть их. Под стопкой одежды обнаружилась расческа. После купания мои волосы свернулись тугими локонами, но я, как могла, постаралась привести их в порядок. Сложив полотенце, попыталась спустить грязную воду из ванны, но так и не поняла, как этот сделать. Мне стало стыдно при мысли, что кто-то увидит, какой грязной я была. Стиснув зубы, я сунула под мышку узел грязной одежды со спрятанной в нем свечкой и вышла из купальни.

Утреннее солнце припекало сильнее, чем в иной полдень в Бакке. Капра оглядела меня с головы до ног, задержавшись на синяках на икрах.

– Оставь эти лохмотья. Просто брось их тут. Слуги потом избавятся от них.

Я обмерла. Не сказав ни слова, достала из узелка половинки моей сломанной свечи и выпустила одежду из рук.

Капра сурово уставилась на меня:

– Что это там у тебя?

– Свечка, которую сделала моя мама.

– Брось ее.

– Нет.

Я подняла голову и встретилась с ней взглядом. У Капры были странные глаза. Сегодня они казались не голубыми, а скорее грязно-белыми. Смотреть в них было трудно, но я не отвела взгляда.

Она чуть наклонила голову и спросила:

– Сколько у тебя свечей?