В полдень присяжным подают обед, а нас Киплеротпускает до половины второго. В желудке у меня такая буря, что мне не до еды.Я сажусь в машину, мчусь к Робин, а по дороге звоню Келли прямо из «вольво».Она одна. Отпирает мне дверь. На ней висящий мешком спортивный костюм и чужиекроссовки. У неё нет здесь ни собственной одежды, ни туалетных принадлежностей.Передвигается Келли с трудом, превозмогая боль. Мы вдвоем спускаемся к машине,я помогаю ей сесть на сиденье, потом поднимаю её ноги и бережно заношу внутрь.Келли сжимает зубы, чтобы не стонать. При солнечном свете синяки и кровоподтекина её лице кажутся более зловещими.

Мы выезжаем на улицу, но Келли продолжаетоглядываться, словно опасаясь, что из кустов вот-вот выскочит Клифф.

— Я только что возбудил дело о разводе, —говорю я, протягивая ей папку. Келли раскрывает её и начинает читать.

— Когда он получит это предписание? —спрашивает она, когда мы останавливаемся на перекрестке.

— Думаю, что прямо сейчас.

— Он озвереет.

— Он давно уже озверел.

— Он тебе отомстит.

— Пусть только сунется. Впрочем, он не решится— он трус. Мужчины, избивающие своих жен — самые отъявленные трусы. В любомслучае, за меня не беспокойся. У меня есть пистолет.

* * *

Мы подкатываем к старому и неприметному дому,который ничем не выделяется среди домов, выстроившихся по соседству. Стоит он вглубине, в тени деревьев, перед ним раскинулась просторная лужайка с аккуратноподстриженным газоном. Любопытным соседям придется вывихнуть шею, чтобыподглядеть, что тут творится. Я останавливаюсь в конце подъездной аллеи, гдеуже стоят два автомобиля. Оставляю Келли в машине, а сам обхожу здание сбоку истучусь в дверь. Из переговорного устройства звучит голос, меня просят представиться.Да, безопасность здесь блюдут. Все окна плотно зашторены. Задний двор отгороженвысоченным забором.

Дверь приоткрывается, и передо мной предстаетдородная молодая женщина. Она подозрительно оглядывает меня с головы до ног. Ястараюсь держать себя в руках. После пяти дней нервы мои на пределе.

— Мне нужна Бетти Норвилл, — говорю я.

— Это я. А где Келли?

Я киваю в сторону «вольво».

— Ведите её сюда.

Мне было бы проще отнести Келли на руках, ноноги её сзади так болят, что ей легче идти самой. Мы медленно бредем ко входу ипреодолеваем крыльцо. Мне кажется, будто я сопровождаю девяностолетнюю бабулю.Бетти приветливо улыбается и проводит нас в небольшую комнатенку. Это что-товроде приемной. Мы с Келли располагаемся за столом напротив Бетти. Утром ябеседовал с ней по телефону, и она хочет взглянуть на бумаги. Она быстропробегает их глазами. Мы с Келли держимся за руки.

Бетти, замечая это, спрашивает:

— Значит вы её адвокат?

— Да. И друг.

Бетти переводит взгляд на Келли.

— Когда вам снова к врачу идти?

— Через неделю.

— А пока вы в медицинской помощи ненуждаетесь?

— Нет.

— Лекарства вам нужны?

— Обычные обезболивающие средства.

Все бумаги, кажется, в порядке. Я выписываючек на двести долларов — задаток и оплата за первый день.

— Мы не являемся официальным учреждением, —объясняет Бетти. — Это частный пансион — убежище для пострадавших женщин, жизникоторых грозит опасность. Владеет пансионом женщина, которая и сама прошлачерез все муки ада. В этом районе таких пансионов несколько. Нас здесь никто незнает. И никто не представляет, что происходит за стенами этого дома. Мы быхотели и дальше держать это в тайне. Вы готовы держать язык за зубами?

— Конечно. — Мы дружно киваем, и Беттиподсовывает мне договор на подпись.

— Но это не противоречит нашемузаконодательству? — спрашивает Келли. Вполне резонный вопрос, учитывая всеобстоятельства.

— Нет, нисколько. В худшем случае нас могутзакрыть. Тогда мы просто переберемся в другое место. Но здесь мы находимся уженесколько лет, и никто не сказал и слова. Кстати, вам известно, чтомаксимальный срок пребывания — неделя?

— Да.

— Вы должны заранее продумать, куда переедетепотом.

Надеюсь, что ко мне домой, но пока мы это необсуждали.

— Сколько женщин проживают здесь в настоящеевремя? — интересуюсь я.

— Пятеро. У Келли будет отдельная комната сванной. Готовят здесь неплохо, кормят трижды в день. Есть можете вместе состальными либо, при желании, в своей комнате. Врача и юрисконсульта у нас нет.Советов мы не даем и вечеринок не устраиваем. Мы только окружаем нашихпостоялиц любовью и заботой. Здесь вы находитесь в полной безопасности. Никтовас не найдет. Вдобавок у нас есть вооруженный охранник.

— А он может навещать меня? — спрашиваетКелли, кивая на меня.

— Гостей мы допускаем строго по одиночке, икаждое посещение следует обговорить заранее. По дороге вам следуетудостовериться, что за вами не следят. И еще, извините, но на ночь мы гостей мыне оставляем.

— Понятно, — соглашаюсь я.

— Еще вопросы есть? Если нет, то я готовапроводить Келли в её комнату. А вы можете приехать вечером.

Намек понят. Я прощаюсь с Келли и обещаюнавестить её вечером. Она просит, чтобы я прихватил с собой пиццу. В концеконцов, сегодня пятница.

Садясь в машину, я вдруг поймал себя на мысли,что поселил Келли в настоящем подполье.

* * *

В коридоре перед залом суда меня останавливаетрепортер из кливлендской газеты. Известно ли мне, что генеральный прокурорштата Огайо вплотную занялся расследованием деятельности «Прекрасного даражизни»? Я не отвечаю. Репортер следует за мной в зал суда. Дек сидит за нашимстолом в одиночестве. Адвокаты из команды Драммонда втихую травят анекдоты.Киплера ещё нет. Все ждут.

Мясник всучил Клиффу Райкеру судебноепредписание, поймав мужа Келли в дверях по пути на ланч. Райкер вспылил. Мясниквыразил немедленную готовность померяться силой, но Райкер, бранясь, поспешнослинял. На всех бумагах проставлено мое имя, так что отныне мне следует держатьухо востро.