– Не хочешь ли чаю с дороги? – неожиданно предложил сын.

Она молча кивнула.

Через несколько минут, прихлебывая ароматный чай, она снова спросила:

– Так зачем все-таки я тебе нужна?

– Странный вопрос, – удивился Стас. – Неужели не понятно, зачем мать нужна сыну?!

– Странно то, что за пять лет я не получила от тебя ни одного письма, – раздраженно ответила Татьяна, – и вдруг ни с того ни с сего ты присылаешь какого-то парня и усиленно зовешь назад. Вот это в высшей степени непонятно. Так разъясни, пожалуйста!

– А ты разве не хотела увидеть меня?

– Конечно, хотела, но меня возмущала твоя черствость. Ведь я тебе писала. Прислала телеграмму, когда умер мой муж. Знал бы ты, как мне было тяжело, не на кого опереться, некому поддержать в горе.

– Извини, конечно, – Стас опустил глаза, – полностью признаю свою вину и готов искупить ее любым возможным способом. Я, собственно, для этого и вызвал тебя. Знаешь, я долго думал и решил предложить тебе жить со мной.

– Да неужели? – Татьяна удивленно округлила глаза. – Где же ты раньше был?

– Лучше поздно, чем никогда. Что было, то прошло. Оставайся здесь. Живу, как видишь, я неплохо. А не приехал в тот раз потому, что, уж ты извини, недолюбливал твоего мужа, этого милиционера, как там его. А, Тарасов! Ведь это не без его помощи меня тогда в психушку упекли.

– Неправда. Он ни при чем.

– Мне виднее. Впрочем, все быльем поросло. Так остаешься?

– Довольно неожиданно. Ведь у меня работа, квартира.

– Работа и квартира найдутся и тут. Ты же сама говорила: не на кого опереться. Вот я и предлагаю тебе опору и сыновнюю любовь.

Последняя фраза прозвучала довольно фальшиво.

Стас, видимо, и сам понял это, потому что поспешил перевести разговор в другую плоскость. Он оживленно стал рассказывать матери о своем саде, повел ее по дому.

– Неужели ты один содержишь такую махину? – изумилась Татьяна размерам и отделке комнат.

– Помогают… – неопределенно заметил Стас, – свет не без добрых людей.

– Мне нужно подумать, – в заключение сказала Татьяна, – а пока я хотела бы отдохнуть с дороги.

– Конечно, конечно! – засуетился Стас. Он провел ее в комнату с прекрасной кроватью, на которой свободно могли разместиться трое. Под стать кровати была и другая мебель.

– Специально для тебя готовил спальню, – похвалился Стас, видя, что угодил матери. – Располагайся, отдыхай, а надоест – я всегда к твоим услугам.

Он вышел, осторожно прикрыв за собой дверь, и Татьяна осталась одна.

Она закрыла дверь на защелку и разделась, прошлась босыми ногами по гладко струганным половицам. Нагретое солнцем дерево ласкало ступни. Напротив кровати стояло небольшое трюмо. На столике в изобилии были расставлены причудливые флаконы, блестящие баночки с кремом, прочая косметика.

Может быть, ее сын женат, – не может здесь просто так находиться такое изобилие, доступное не каждой богатой женщине, следящей за собой.

Татьяна взяла в руки один из флаконов с духами, понюхала и посмотрела на этикетку. Французские. «Мицуко» – прочитала она на следующем флаконе. Прямо-таки – коллекция!

И вдруг ее осенило: это же все для нее. Никогда в жизни она не обладала хотя бы одним из экспонатов этой коллекции. Фантастика!

Она поставила флакон на место и подошла к кровати. Роскошное шелковое, в оборках из кружев покрывало, казалось, было украдено из дворца. Ни секунды не раздумывая, Татьяна плюхнулась на это великолепие. Кровать мягко спружинила и, точно живая, обхватила каждую клеточку ее тела. Женщина откинулась навзничь и уставилась в потолок. Прямо над ней на потолке было укреплено зеркало. Оно отразило еще не старую, аккуратно сложенную женщину с крепким налитым телом и растрепанной прической, живописно обрамляющей оживленное лицо.

«А это еще зачем?» – недоуменно подумала Татьяна, глядя в зеркало, и внезапно покраснела, поняв его предназначение. Она засмущалась и отвернулась к окну. Прямо напротив росла красавица липа, ее ветви почти касались распахнутых створок, и душистый липовый дух наполнял комнату. Необычайная легкость вдруг овладела Татьяной. Она словно воспарила над своим царским ложем. То ли от липового аромата, то ли от радостного предчувствия невероятных событий слегка кружилась голова. Она снова посмотрела в зеркало на потолке: ничего еще бабенка, прямо скажем – хоть куда! Татьяна давным-давно не смотрелась в зеркало вот так, долго и внимательно. А теперь словно впервые увидела себя. Чего это она закисла в одиночестве и тоске?! Впрочем, она и раньше частенько предавалась меланхолии. А ведь зря. Вон и сын взрослый, а она еще хоть куда! Все от нее зависит. Может, действительно остаться у Стаса? Конечно, она поживет у него какое-то время, а вот насовсем остаться?..

Она задумалась. Непонятно все же, для чего он ее вызвал, неужели только благодаря взыгравшим сыновним чувствам? Трудно в это поверить. Но с другой стороны, почему бы не поверить. Он одинок, во всяком случае, не женат, и она овдовела. Тут Татьяна поймала себя на мысли, что, размышляя о своих отношениях с сыном, она теряет чувство меры. Оставим это, не лучше ли просто расслабиться.

Она лежала на кровати, лениво изучая свое отражение в зеркале. Летний зной окутывал ее так же незаметно и мягко, как и ложе, на котором она пребывала. И вдруг Татьяна вспомнила такой же жаркий день много лет назад. Тогда она вместе со Стасом отправилась в областной центр к старухе-знахарке в надежде вылечить сына от эпилептических припадков. Перед глазами, точно это случилось вчера, возникли вросший в землю домишко на одной из окраин, сгорбленная, похожая на ведьму бабка, ее цепкий ощупывающий взгляд.

Старуха тогда здорово помогла. После ее лечения припадки у Стаса стали приходить значительно реже, но не только радость, а и тревогу заронила знахарка в сердце Татьяны. Именно в тот день она сказала, будто некая зловещая печать лежит на Татьяне. И что эта печать очень даже осязаема.

По словам старухи, этой зловещей печатью является родинка на ягодице Татьяны в виде паука. Тогда бабка посоветовала очиститься, сходить в лес на Иванов день и проделать возле костра очистительный обряд. Татьяна было пошла в лес, но в последнюю минуту испугалась и сбежала. Родимое пятно так и осталось на месте. Она совсем про него забыла. Татьяна перевернулась на бок и спустила трусики. Вот оно! Все такое же черное. Иногда ей казалось, что паук расправляет лапки. Вот и сейчас она испытала такое же чувство.

Однако зеркало расположено высоко, и родинку видно плохо. Татьяна соскочила с кровати и приблизилась к трюмо, повернулась, всмотрелась. Так и есть, паук растопырил свои мохнатые ножки. Она усмехнулась. Это всегда сулит одно и то же – перемены. Неожиданные и неотвратимые. Она засмеялась и снова улеглась на кровать. Ерунда! Сущая ерунда!

Она сонно зевнула. Изображение в зеркале на потолке словно подернулось туманом, оно расплывалось и меркло. Через минуту Татьяна спала. И приснился ей сон.