раздоры, за смертельную ненависть, раздиравшую королевскую семью. Кроме того, как пишет Жувенель дез Юрсен, роковой событие пришлось на день Святых Криспина и Криспиана, "почитаемых в Суассоне". Кто знает, не мстили ли святые за зверское разграбление Суассона арманьяками годом ранее?

Франция проиграла только одно сражение и потеряла только один город. И все же после Азенкура казалось, что король и королевство потеряли все.

Это произошло потому, что удар пришелся именно туда, куда нужно, чтобы пошатнуть монархию. Потери были значительными: три или четыре тысячи человек, возможно больше, мы не знаем. Даже сегодня, по прошествии столетий, подняв документы, мы можем составить список из 600 рыцарей и баронов, погибших при Азенкуре. Но главное погибла определенная часть политического сообщества: в первую очередь придворные, которые потеряли убитыми или пленными пять герцогов, двенадцать графов и многих других, знатных сеньоров или блестящих представителей правящего класса. Двор Карла VI, своего рода политический и общественный клуб, объединявший с 1400 года наиболее влиятельных представителей парижского высшего общества, потерял треть своих членов, а список королевских сановников приобрел зловещий вид некролога.

Помимо высшей аристократии, пострадало, в частности, и дворянство Лангедойля. Тысячи людей были убиты или взяты в плен, приходилось платить выкупы, разорявшие семьи. Больше всего пострадали Пикардия, Артуа, Нормандия, Бовези и Суассонне — регионы, где монархия веками набирала своих гражданских и военных слуг. Лишившись северного дворянства, король потерял одних из самых своих верных сторонников. Помимо убитых или взятых в плен офицеров короны, пропали почти все бальи, пятнадцать из которых, вероятно, пали при Азенкуре. На следующий день после битвы оказалось, что военная администрация обезглавлена, а управление королевским доменом дезорганизовано. В последующие дни пришлось спешно производить новые назначения. Таким образом, нанеся удар по рыцарству Севера и офицерам короны, катастрофа при Азенкуре пошатнула самые прочные устои монархии.

Но все это не было непоправимо. Королевство, в конце концов, не ограничивалось одним Лангедойлем. Во Франции еще оставались людские ресурсы, рыцари, которые могли сражаться в королевской армии и люди, которые могли управлять. Но искать их надо было за пределами сердца Франции, в далеких регионах центра и юга страны. Таким образом, Азенкур привел к власти новых, иных людей, и это тоже стало бы потрясением для Франции и французов.

Глава XXXII.

Правление коннетабля Арманьяка

Узнав о гибели своего сына Эймара, молодого рыцаря, павшего при Азенкуре, Гийом де Мейон покинул свою деревню Мевуйон, в долине реки Увез, в графстве Дофине, чтобы отправиться служить в Нормандию в армию монсеньора Гиеьнского, Дофина Вьеннуа, своего сюзерена. Если подобные поступки пришлись по сердцу парижанам и нормандцам, потрясенных поражением, то этого нельзя сказать о прибытии гасконцев. Похоже, что для парижских буржуа самым страшным последствием Азенкура, стал приход к власти графа Арманьяка.

Призвание Бернара д'Арманьяка

Сразу после катастрофы герцог Беррийский являвшийся, несмотря на преклонный возраст, лидером правящей партии, вызвал к себе своего зятя, который не участвовал в битве Азенкуре из-за войны на Юге. Это был последний подарок старого принца Франции. Смерть Людовика Гиеньского 18 декабря дала ему свободу действий. 29 декабря Бернар д'Арманьяк уже находился в Париже. Вечером он отправился обедать, по словам Жувенеля дез Юрсена, "в дом монсеньора Беррийского, своего сеньора". 30 декабря король вручил графу меч коннетабля. 12 февраля следующего года Бернар был назначен генерал-капитаном королевства и управляющим всеми финансами. Поскольку король, по выражению Парижского Буржуа, "всегда был не в духе", граф стал контролировать правительство.

В партии принцев граф Арманьяк с самого начала гражданской войны играл вполне определенную роль. Его задачей было проведение тактики силового давления. В распоряжении Бернара были роты грозных гасконских наемников, опытных во всех видах войны, и его не беспокоили тонкости "французского" политического сообщества, парижан и Лангедойля, которые он с пренебрежением игнорировал.

В ответ на это "французы" сделали слово арманьяк, синонимом наемных грабителей, способных на все "злодеяния", о которых Парижский Буржуа уже в 1411 году говорил, что они "вешали одних за большие пальцы, других за ноги, убивали и захватывали для выкупа, насиловали женщин и поджигали дома". С 1410 года в Париже для обозначения партии принцев стали использовать слово арманьяк. Для парижских буржуа граф Арманьяк и приведенные им гасконские капитаны Раймонне де ла Герр и Арно Гийом де Барбазан, "злые и безжалостные", были "чужими людьми", чье присутствие в крепостях города, некогда удерживаемых баронами, ныне мертвыми или пленными, вызывало недовольство парижан. Иноземный  командир банды разбойников, чьим знаком отличия был белый шарф — таков был облик коннетабля д'Арманьяка в глазах парижан, возмущенных тем, что он занимал должность, которая по праву принадлежала герцогу Бургундскому.

Самое удивительное, что, несмотря на враждебное к нему отношение, Бернар д'Арманьяк сумел, в течение двух с половиной лет, до последнего дня мая 1418 года, вопреки всему, оставаться у власти и поддерживать политическую линию, намеченную партией принцев после восстания кабошьенов.

Бернар д'Арманьяк, однако, по своему рождению не относился к лилейным принцам. Свое положение в королевской семье он получил благодаря герцогу Беррийскому. В рамках своей политики на Юге и в целях соблюдения своих интересов Иоанн Беррийский всегда стремился к союзу с семьей Арманьяк. Его первая жена, Жанна д'Арманьяк, приходилась тетей будущему коннетаблю Бернару VII. В 1393 году, когда его дочь Бонна овдовела, Иоанн Беррийский выдал ее замуж за графа Арманьяка. А когда началась гражданская война и необходимо было заручиться поддержкой гасконцев, герцог еще больше укрепил союз с зятем, в 1410 году договорившись о заключении брака Бонны д'Арманьяк, своей внучки, дочери графа Бернара, с молодым Карлом Орлеанским, недавно потерявшим свою жену Изабеллу Французской.

Попытка Иоанна Бесстрашного войти в Париж

Несмотря на свое положение союзника королевской семьи, граф Арманьяк вскоре оказался один на один с герцогом Бургундским, которого ему удалось оттеснить от короля и его Совета.

Сразу после Азенкура Иоанн Бесстрашный попытался восстановить свое утраченное влияние на короля, своего кузена, что, учитывая обстоятельства, было равносильно тому, что он силой попытается войти в Париж. На этот раз герцог попробовал зайти с востока. 1 декабря он во главе своей армии был уже в Провене, 6 декабря — в Куломье, 10 декабря — в Ланьи-сюр-Марн. Париж возлагал все свои надежды на прибытие герцога и дал ему это понять. Кондитер по имени Робин Копиль поручил ребенку десяти-двенадцати лет отвезти письма в лагерь бургиньонов, в которых говорилось, что "монсеньор Бургундский должен поспешить к нам, и что в Париже у него более 5.000 сторонников, которые готовы принять его и открыть для него ворота Монмартр или Сент-Оноре". Несчастному кондитеру отрубили голову, а бургиньоны так и не смогли проникнуть в город.

Смерть Людовика Гиеньского изменила политическую ситуацию, но не привела к решительным переменам. Теперь Иоанн Бесстрашный требовал вернуть свою дочь Маргариту, юною герцогиню Гиеньскую. Но не прошло и двух недель со дня смерти Дофина, как граф Арманьяк утвердился в Париже, а его гасконские роты обратили в бегство армию бургиньонов. Арманьяки,