выплатив за два месяца. Бухгалтерша переехала на блошиные ряды, где встала рядом с непутевым мужем.

За моим окном рыжий зуб Москва-Сити. Целый муравейник дефектных муравьев, у которых нет никакого будущего, лишь вчера и сейчас. По стеклу медленно ползут капли дождя, разделяя мои герметические миры. Здесь и там. Никакого будущего, только мечты. Завтра не будет, я это точно знаю. Так же, как и то, что каждый день наступит шесть утра.

Сладкий ноябрь

дата публикации:20.10.2023

В большие от пола до потолка окна на нее смотрел слепой ноябрь. И все бы ничего, но Олька сильно не любила осень. Влажный неуютный холод, морось, липнувшую к лицу, темное низкое небо, до которого, протяни руку, можно было дотянуться. Ей казалось, что на ощупь оно мокрое и холодное, что-то вроде резины. Хлебнув чаю, она поморщилась, тот успел остыть, пока возилась с почтой.

— Выставим на них счет, они оплатят, а потом перезачтем по договору уступки, — Никита висел на телефоне с клиентом, что-то у него там не ладилось, контрагент был тугим и всего опасался.

— Если вы оплатите напрямую, то потеряете десять процентов на тарифе банка, — его собеседник, что-то пробурчал в трубку, — да, понимаю. Можно через счет эскроу, но нужно тогда оформить бумаги. А это время. Самое простое — цессия, Михаил. Нет, мы готовы сделать, как вы скажете, но я бы вам…. Михаил… Да, понял. Еще подумаете. Хорошо, на связи.

Он положил трубку и посмотрел на обедающего за соседним столом Дениса.

— Сссука. Ты слышал? Слышал?

— Я тебе скажу, что он тебя будет еще месяц морозить, вот увидишь. У них, чтобы принять решение неделя согласований уходит. — Денчик всегда перегревал еду, и ел так, как казалось Ольке смешным. Словно пес, укравший горячую картофелину. С шумом втягивал воздух в тщетной надежде остудить котлеты с макаронами из пластикового судочка жены. Сейчас он говорил с набитым ртом.

— А что, есть варианты, Ден? Глеб сказал подписаться на любых условиях. Сейчас подпишемся на любых, а потом буду расхлебывать.

Олька подумала, не долить ли в чашку горячей воды? Но вставать было лень. Осень давила на нее изо всех сил. Хотелось залезть под одеяло и уснуть. Или умереть. Причем умереть, так, несильно, на пару тройку часов. Еще хотелось водки и Глеба. Но ни первого, ни второго не было в наличии. Она уставилась в плачущее мутное окно. Глеб где-то пропадал вторую неделю. Да и вообще он редко появлялся в офисе. А когда все-таки приезжал, веселый и спокойный, непробиваемый как бетонный блок, то вечно был занят. К его кабинету немедленно выстраивалась очередь. Финансовый, бухгалтерия, коммерсанты, куча народу. Словно к королю, которого ожидали придворные. Во время его приездов около двери возникала суета. И это Ольке не нравилось абсолютно. Она видела глаза женщин, виноватые глаза мужчин. И если второе никак ее не трогало, то женщины вызывали легкую ревность. Хотя за все это время Глеб не показал к ней ровно никакого интереса. Всегда безмятежный и мягкий, как и в первую их встречу.

Вздохнув, Олька уставилась в окно. По стеклам ползли холодные капли. Дался ей этот Глеб. Никаких намеков, это расстраивало. Выводило из себя. Словно будь на ее месте другая Олька, он вел бы себя ровно также. Такое отношение ее раздражало. Денчик с Никитой раздражали. Алина из финансового в коротких юбках раздражала. Грязный двор за окном тоже раздражал.

А вот офис — вот это было другое дело! Она долго думала, что он ей напоминает, а потом сообразила: парку Шервино! Ту самую, за много денег, которую очень хотела. Неказистое здание из старого красного кирпича в оспинах, где-то среди узких старомосковских проулков, небольшая стоянка, навес из поликарбоната под которым стояла усталая урна полная окурков. Но стоило открыть неприметную дверь, как картина менялась. Менялась так же как изнанка парки подбитой соболем. Сверху была грубая брезентовая ткань, а внутри нежный блестящий мех. Олька очень гордилась тем, что дошла до таких сравнений сама.

Глянув на экран, на котором светилась невероятная цена, она вздохнула и перевела взгляд на кожаный диван, кресла, бежевую отделку стен, светильники. Мех соболя, скрытый за грубым брезентом. Грязная московская осень и нежный свет внутри. Для нее все это было слишком дорого, ведь она даже не отдала денег за подарок Глеба. Правда, тот никогда и не намекал. Может она для него пустое место? Эта мысль ее огорчала.

— Олька, будешь шоколад? — Денчик строил на нее планы с самого первого дня, с того самого момента, как она появилась здесь в белой блузке, джинсах-скинни и кроссовках. Появилась, безуспешно пытаясь замаскировать вчерашнее жвачкой. Впрочем, строил планы, не один он. В таких вещах она прекрасно разбиралась.

— Нет, спасибо.

— Блюдешь фигуру? — он косил глаза на ее грудь.

— Зачем? — по привычке она отвела плечи назад, отработанным инстинктивным движением. Чуть назад, ногу за ногу, уголки полных губ вверх. И последнее, чтобы наверняка, прикрыть ресницами глаза. Но этот этап она сознательно упустила. Казалось, что теперь это было незачем. Лишним, что ли. Ее собеседник грустно вздохнул, а Олька про себя усмехнулась. Мужской голод она по-прежнему чувствовала. Ощущала кожей. Но сейчас это чутье ей было ни к чему. Все поменялось, ну, или начало меняться. Во всяком случае, так она думала.

Начало меняться с того самого момента — на Варварке. Она еще размышляла, стоило вот так вот все бросать? Не ошиблась ли? Теперь она стала почти продавщицей, получила работу, и оставалось завести себе условного Никиту. Или Денчика. Или Андрея с коммерческого или еще кого. Потом детей, дисконтные карты магазинов, сплошные проблемы и скучные заботы. Все это вместо времени, которое продавала. Цена таких изменений была непонятна.

Гадский Глеб. Она уже почти понимала то, чем он занимается. Пока не в деталях, но в общих чертах. Бумаги, документы, то, что попадало ей на стол и казалось полнейшей тарабарщиной несколько месяцев назад, теперь обрело хоть какой-то смысл. Купил там, перепродал туда, откинул маржу закупщикам. Завысил затраты. Воздух, воздух, воздух. Три-четыре переброски по счетам. Тонкий нерв движения цифр, почти ощущаемый здесь в светлом офисе