ее спиной. К трубам теплоцентралей, к сломанному клыку «Москва-Сити». К маленькому домику на Старом Строченовском четыре.

К ее прошлому, которое не захотело стать настоящим. Ольга прищурилась. Сейчас будет «Магистраль», а за ней большой отстойник для фур.

— Здесь притормози.

— Что?

— Здесь притормози, — повторила она твердо, глянув в салонное зеркало. Прямо в удивленные глаза водителя.

— Здесь?

— Да, я сейчас вернусь.

Хлопнув дверью, она не разбирая дороги, пошла прямо по снежной каше. Сквозь порванную пуховую перину, щедро сыплющую снег. Добрые дела последних мерзавцев никогда не были приятными. На предательском льду идти пришлось осторожно, сквозь тонкую подошву туфель на шпильке неприятно прорывался холод. Скорей всего они испортятся, но на это было плевать. Тяжелый рюкзак оттягивал руку. Совсем не ее остановка, не то, место, куда она хотела доехать. Но доехала.

— Привет.

Конопатая девчонка угрюмо посмотрела на нее и не ответила. Красная кроличья шубка, высокие лаковые ботфорты. На губах матовая фиолетовая помада, подчеркивающая, как замерзла плечевая. Ту просто колотило от холода.

— Привет, говорю, — изо рта шел пар, Ольга переложила рюкзак в другую руку. Левая совсем затекла.

— Лесби дороже, — оглянувшись на ждущий пришелицу внедорожник, бросила девчонка.

— Дороже чем что? — поинтересовалась та.

— Чем обычно.

Дороже, чем обычно. Неожиданно Ольге стало смешно, и она фыркнула. А потом рассмеялась чистым, совершенным смехом. Этого она совсем не ожидала, не была готова ни к чему. Все, что было у нее внутри, все отложенное на потом, законсервированное, зарубцевавшееся. Все это выплеснулось в одну секунду. Поставив рюкзак прямо в снег, она, хохоча, всплеснула руками, а потом, стараясь не влезть в тушь, вытерла мизинцем накатившую толи от холода, толи от смеха слезу. Дороже, чем обычно. Запредельно дорого. Но цена уже была не интересна. Цена уже была выплачена вся, до последней копейки, о чем Ольга совсем не жалела.

— Если тебе нечего делать, то проваливай, — огрызнулась потаскушка. — А так полторы тысячи за час.

На ее волосах лежал невесомый пух снега, она держала руки в карманах шубки и дрожала. Ольга вздохнула.

— Сколько тебе надо, чтобы поехать домой?

— Куда?

— Домой, — терпеливо повторила Ольга, объяснить, что она хочет, было делом нелегким. Но не сворачивать же на полпути? Поступай правильно, иначе никак. Пусть даже она сошла не там, где хотела, приехала не на свою остановку. Что- то внутри нее требовало этого.

— Иди на хуй.

— Я серьезно, — она честно смотрела прямо в серые глаза на почти детском личике. — Сколько тебе нужно, чтобы завязать?

— Ты сумасшедшая? — девченка разглядывала Ольгину шубу, шарф, обувь. — Просто уйди.

— Я серьезно, — опять повторила Ольга. — Считай, что я Дед Мороз.

— Сто тысяч, — в голосе звучал вызов. Тонкий шов неуверенности и злости. Холода, проносящихся мимо машин, снега, большого города, который никогда не понимал тех, кто в нем живет.

Сунув руку в рюкзак, Ольга нащупала две пачки, привычно прикинув толщину, определила в сумму.

— Здесь около двадцати тысяч долларов, — сунув деньги в руки ошеломленной потаскушки, она развернулась и направилась к ожидающей машине. Добрые дела последних мерзавцев, именно так. Лямки оттягивали руку, идти было дьявольски неудобно.

— Как тебя зовут?

Она остановилась и оглянулась, ее собеседница стояла на том же месте, где она ее оставила. Усилившийся снег засыпал все вокруг, скрадывая черты лица.

— Олька, — произнесла Ольга, — обещай, что вернешься домой.

В ответ девка пожала плечами, она еще не решила.

Все пути ведут к дьяволу

дата публикации:27.10.2023

Ночью ко мне приходит мой бесцеремонный чешуйчатый бармаглот. Сдергивает с меня картонку, которой я укрылась и громовым шепотом, от которого может хватить инфаркт, интересуется.

— Ты спишь, Трикси?

От Ва нестерпимо несет гнилой морковью и тем специфическим драконьим запахом, который ни с чем не спутаешь. Тошнотворной смесью всего самого тухлого разбавленного капелькой полынного молока. Он ворошит мусор, обильно усеивающий мое убежище, и устраивается удобнее.

— Уже нет, — недовольно бурчу я, вытягивая ноги, — Ты в своем уме? Ты знаешь, который час?

В ответ он выражается в том ключе, что у бедных драконов нет часов, а подрезать их не у кого, потому что наши соседи бароны отъявленные трусы никак не хотят реагировать на его замануху. На нашу табличку, установленную на границе моих владений. Бывшую когда-то керамической пластиной бронежилета.

— Я им написал: дракон Ва ждет, когда ты к ниму придешь и спосешь, просекаешь, Трикс? — он радостно кукарекает, подчеркивая собственное коварство. А потом заключает, — Думаю, ни одна окрестная жаба просто не умеет читать.

— Я же говорила, что когда-нибудь ты примелькаешься и ни один дуралей не попадет к тебе в лапы, — я чешу голову и сажусь, привалившись к стене. Все равно поспать не удастся, Ва любитель наводить тень на плетень, бессмысленными разговорами. Чешуйчатого медом не корми, только дай пожаловаться на трудности. При этом он умудряется привирать, жалуясь на выдуманные проблемы, которые скоро вгонят его в гроб. В общем, мастер чепухи, от которого никакого спасения.

— Что ты, Трикс! — возмущенно квакает бронированный, — да я последнее время вообще не хожу ни к кому в гости! Из Башни не выхожу! Все уже позабыли, как я выгляжу!

Позабыли, ага, я киваю и рассматриваю светящиеся в темноте оранжевые глаза, острые клыки, торчащие в пасти, держи карман шире. Позабыли его! Да от тебя любого кондрашка хватит, мой милый дружок. Увидев тебя и не запомнить на всю жизнь, может только самый отбитый склерозник. Скромный страшила обиженно кудахчет и пытается возражать, будто это все лажа, но я не обращаю на это внимания. Мне неожиданно становится интересно другое.

— Слушай, Ва, а где ты берешь с’мгончик, если никуда не выбираешься?

— С’мгончик? — переспрашивает дракон.

— Да, да, его, — я начинаю раздражаться. Мне холодно, мокро, кроме того я понимаю, что все это понарошку. Просто несчастная Беатрикс немного сошла с ума и беседует в своих снах с воображаемым драконом. Сквозь сомкнутые веки пытается протиснуться шум улицы, в десяти