друга, прислушивались к тишине. «Сколько же так сидеть?» — подумал Ашир, и, словно в ответ на его мысли, Петде еле слышно произнёс:

— Подождём, пока подойдут люди.

Ашир глянул на искажённое страхом лицо Петде, и ему стало противно. «Я стану таким же трусом, как он, если послушаюсь. Не буду позором своего брата!»

— Нет. Ты, если хочешь, сиди. Аул не переживёт потерю единственного шофёра, а я вылезу и посмотрю, что там.

Ашир решительно распахнул дверцу и, встав на подножку, заглянул в кузов. Кроме бочек, никого и ничего в кузове не было. На кабине тоже. Зато он увидел, что брезентовый верх кабины порван и длинный узкий, как ухо ишака, лоскут задрался и лежит поверх кабины.

— Эй, Петде! У тебя брезент на кабине порвался!

— Что ты говоришь?

— Видно, ветка с того дерева зацепилась за него, а потом, когда машина рванула, обломалась и брезент порвался. Вот он и хлопал на ветру, а никакой не хозяин кладбища! Понял? Нет никаких тут джиннов! — громко и весело крикнул Ашир.

Петде высунулся осторожно из кабины и посмотрел вверх. Прохладные крупные капли упали ему на губы, и он слизнул их. Они показались ему солоноватыми. Петде вытер ладонью лоб, лицо.

— Дождь идёт, — радостно сказал Ашир.

— Дождь? Пусть идёт! — вымученно улыбнувшись, ответил Петде.

* * *

И сегодня Назар-ага, по обыкновению, рано разбудил своих младших сыновей.

— Тувак-джан, Ашир-джан, вставайте!

Наскоро позавтракав, ребята оседлали ишака и поехали на заставу, находившуюся к югу от аула.

Братья пасли овец пограничников. Утром рано они выгоняли стадо на пастбище, а вечером пригоняли обратно. Через день, а то и два юные пастухи резали для заставы по овце. Бараньи головы и ножки были им платой за труд. Этого хватало на всю семью, давало возможность легко прокормиться в тяжёлые военные годы. До войны стадо пограничников пас сам Назар-ага, а теперь, когда в ауле остались почти одни старики, он нужен был здесь и свою чабанскую палку передал подросшим сыновьям. Дома Назар-ага без дела не сидел. Он шил для фронта овчинные полушубки, которые сдавал районному уполномоченному представителю, приезжавшему в аул. Работы было много, и порой Назар-ага засиживался за полночь, раскраивая шкуры при свете коптилки.

Вот и сегодня, отправив сыновей на заставу, Назар-ага уселся за работу. Дойдук-эдже принялась месить тесто для чурека.

— Дожили мы, отец, до того времени, когда наши младшенькие стали чабанами. Начальник, говорят, ими доволен, — рассуждала Дойдук-эдже, обращаясь к мужу.

— Конечно, доволен. Я и сам знаю. Добросовестные они у нас ребята. Сегодня, Тувак говорил, они опять барана режут… Может, обменяем голову на зерно? Я смотрел, совсем мало осталось.

…Ребят встретил начальник заставы майор Андрейченко.

— Ты молодец, Ашир! Вчера ездил за водой, а привёз дождь! — пошутил майор, похлопав парнишку по плечу. — Вы знаете, что. сегодня вам барана резать? — обратился он к Туваку, как к старшему.

— Да, — ответил тот.

— Сейчас идите к сержанту, нужно это сделать пораньше…

— Так точно, товарищ майор, — чётко ответил Ашир, подражая солдатам. — Разрешите выполнять?

— Разрешаю! — Майор приложил руку к козырьку и, улыбнувшись, сказал Туваку: — Хороший солдат будет… Да, я хотел предупредить вас — получше, поаккуратней снимайте шкуру.

— Конечно, товарищ майор. Мы всегда стараемся аккуратно освежёвывать…

— Стараться-то вы стараетесь, да, говорят, не всегда у вас получается…

— Как это не получается? Нас отец учил свежевать, уж он мастер…

— Отец ваш действительно хороший мастер, а вот вашу работу, говорят, заготконтора не хочет принимать.

— Кто сказал? Почему?

— Шофёр Петде, который шкуры отвозит в заготконтору. Он говорит, что все шкуры, которые вы сдавали, низкого качества. Заготконтора предлагает заняться этим ему… Вот такие дела, ребята…

Майор посмотрел на часы и уже на ходу бросил:

— Старайтесь, ребята! Мне не хотелось бы огорчать вашего отца!

Майор ушёл, а мальчики недоумённо смотрели друг на друга.

— Ну и дела! Что же мы не так делаем? — удивлённо сказал Тувак и сдвинул тюбетейку на лоб, поскрёб затылок.

— Может быть, мы плохо солим? Или недосушиваем? — предположил Ашир.

— Нет, мы всё делаем так, как учил отец.

— А может, плохо очищаем?

— Я же тебе сказал, что мы всё делаем так, как учил отец, — сердито ответил Тувак. Потом примирительно добавил: — Я и сам не знаю, почему «низкое качество».

— Давай у Петде спросим. Это ведь он сказал майору. Ему, наверное, объяснили в заготконторе…

— Тогда так и сделаем, сегодня, когда овец пригоним, сходим к нему.

Вечером Тувак погнал овец в загон. Ашир направился к Петде. Во дворе ему встретилась Алтын-эдже, мать Петде.

— Алтын-эдже, Петде уже вернулся с работы? — спросил Ашир.

— А ты кто, мальчик, чей будешь?

— Я Ашир, сын Назара. А где Петде?

— Дома он. Лежит больной. Сегодня совсем не ходил на работу.

— А что случилось с Петде, чем заболел?

— Ох, уж и не знаю. Вчера ночью проезжал кладбище Учагач и нечистая сила остановила его машину, говорит он. Приехал — лица нет на нём, весь дрожит…

Ашир вошёл в дом и позвал:

— Петде!

Одеяло на постели зашевелилось. Ашир подошёл поближе и приподнял его край. На него глянули припухшие от долгого сна глаза Петде.

— Что с тобой, Петде?

Петде, не ответив, натянул на голову одеяло.

— Не хочешь говорить?

— Не хочу я ни с кем говорить, а с тобой тем более. Ты мне вчера надоел, — услышал Ашир глухо доносившийся сквозь одеяло голос.

— Ладно тебе! Это ты из-за вчерашнего?..

Одеяло зашевелилось:

— Уйди, говорю!

— Не буду я об этом. Я к тебе за другим пришёл. Ты скажи мне толком, что тебе сказали в заготконторе? Правда, что они шкуры нашей выделки принимать не хотят?

Петде высунулся из-под одеяла и зло уставился щёлочками глаз на Ашира:

— Да, не будут принимать.

— Почему? Низкое качество?

— Да, низкое качество!

— А что мы не так делаем? Скажи, Петде, разве мы неправильно обрабатываем шкуры или освежёвываем? А как надо? Скажи!

— Если ты не уйдёшь сейчас, то я на твоей шкуре покажу, как надо освежёвывать и обрабатывать! — сев в постели, закричал во весь голос Петде. Лицо его стало красным, как помидор. — Ты что, хочешь меня совсем доконать? Уходи скорее отсюда! — уже тихо добавил он и откинулся на подушку.

В комнату вбежала Алтын-эдже и кинулась к сыну.

— Что случилось, сыночек мой? Успокойся, Петде-джан! Я сейчас яйцо разобью, и приложим к сердцу. Вай, сколько я тебя просила, чтоб ты ночью мимо этого кладбища не ездил! Это всё злые духи…

Она вынула из постели кусочек чёрной кошмы, разбила яйцо и