Широким жестом указав на Арбенина, целитель ушел за кулисы и там обернулся. Он уже не улыбается – взгляд жесткий и холодный, скользнул по веревке в месте соединения блоков-противовесов.

– Добрый вечер. Меня зовут Николай Арбенин. Мой друг Виктор Ставицкий любезно подарил мне целых десять минут своего выступления. В отличие от него, я не могу помочь всем сразу – да и десяти минут на всех не хватит…

Ставицкий тяжело задышал, пот заструился по лицу, блоки поползли вниз – вот-вот веревка не выдержит натяжения и противовесы рухнут на Николая…

– Я попробую помочь кому-то одному. Здесь, сейчас, на ваших глазах.

Виктор вдруг резко потряс головой и уставился в пол. Блоки остановились. Целитель круто развернулся и буквально побежал к выходу в служебный коридор.

Мальков, заметив это, тяжело выдохнул и пошел следом.

Николай некоторое время помолчал, глядя на подростка в инвалидной коляске в самом конце зала.

– Юноша на коляске здесь не один?

– Я с ним! – отзывается какая-то женщина.

– Кто-нибудь из мужчин, помогите поднять коляску на сцену…

…Виктор стоял в конце коридора, мрачный и злой, опершись руками о стену и опустив голову.

– На сцену скоро – куда убежал? – проговорил подошедший Мальков. Не дождавшись ответа, он шагнул ближе: – Слушай, раз этот урод тебя так бесит… Давай я позвоню Зинчуку? Это мой сослуживец, у него здесь команда… Он все устроит.

– Я не убиваю людей, – глухо отозвался Ставицкий.

– Кто говорит: убивать? Чуть-чуть покалечим…

– Я не убиваю людей! – повернувшись, рявкнул Виктор.

– Тихо-тихо… – Мальков успокаивающе выставил ладони. – Не ори!

Ставицкий бросил на него хмурый взгляд и пошел обратно – к двери, ведущей на сцену.

* * *

Рынок заканчивал работу. Кто-то уже убрал вещи с прилавков, кто-то еще пытался что-то продать немногочисленным покупателям. Юра Арбенин и Реваз Микая с большими сумками в обеих руках шли по проходу между рядами.

– Ты же сам предложил! – раздраженно сказал Юра. – Это твоя идея!

– Идея денег не ест, – буркнул грузин, – у меня таких идей в голове…

– Зачем тогда обещать?! – Юра с характерным акцентом передразнил: – «Э-э, дарагой, денег дам, Лариса моя знакомства подключит»…

– Не обещал я – вслух размышлял, – Реваз досадливо поморщился.

– Предупреждать надо! Коля уверен, что ты с Ларисой все обсудил, что вы в деле!..

Грузин лишь сокрушенно покачал головой.

– Реваз, надо помочь! Мы на тебя рассчитывали!

– Ладно, – вздохнул тот, – будет удобный момент – поговорю с ней…

– Нет у нас времени ждать: у Коли уже все на мази!

Дойдя до своего «жигуленка», Реваз открыл багажник, а Юра подхватил сумки и помог поставить их внутрь.

– Реваз, ты же мужик?

– Ну? – насторожился грузин.

– Вы с Ларисой партнеры – у вас все пополам… Дай нам денег из своей доли?

– Э-э, я – мужик, а не чмо!.. У нас не «все пополам» – у нас все вместе!

Он постоял некоторое время, что-то обдумывая, а потом решительно направился к прилавку Ларисы.

– …Ларунчик, это ж – совсем другой масштаб! Другие деньги!..

– Закрываем точку, – принялась перечислять та, – срочно скидываем товар, все деньги вкладываем в Колины концерты и сидим ждем: вдруг мы опять что-нибудь заработаем? Я правильно поняла? – обратилась она к подошедшему Юре.

– Да нет, здесь… Вариант стопроцентный!.. Если будет начальный капитал…

Лариса кивнула на затаившего дыхание грузина:

– Чем ты его по голове бил, что он мне все это вслух сказал?! Наверняка чем-то тяжелым! – Она посмотрела на Реваза, чуть не испепелив его взглядом. – С тобой мы дома поговорим!

Лариса рывком застегнула стоящую на прилавке сумку, дав понять, что разговор окончен. Реваз встретился глазами с Юрой и с виноватой улыбкой развел руками.

* * *

В зале воцарилась тишина, кто-то привстал с места, наблюдая за происходящим на сцене. Слава Дорохин сидел в инвалидной коляске – обе руки скрючены, голова неестественно вывернута. Ставицкий посмотрел ему в глаза, медленно провел рукой вдоль тела парня, примерно в полуметре… Мать подростка замерла за спинкой кресла.

Неестественно громко прозвучал голос круглолицего усатого мужчины:

– Долго еще?! За что мы деньги платили – смотреть, как он на сцене стоит?!

По залу пронесся гул – кто-то из зрителей шикает, кто-то выражает одобрение.

Лицо Николая покрылось потом, даже водолазка взмокла и прилипла к телу, руки задрожали – но он все смотрел и смотрел на Славу. Потом взял его скрюченную руку в свою ладонь, тронул запястье мальчика и, словно разглаживая кожу, провел по руке больного вверх, к локтю.

– Ставицкого сюда!.. – снова крикнул «подсадной». – Мы за него платили! А не за этого…

Зрители загомонили еще громче, тут и там слышались возмущенные возгласы!

– Правда, долго еще?!

– Он что, встанет и пойдет?

– Ага… Иисус Христос, блин!..

Ставицкий, наблюдавший из боковых кулис, едва заметно усмехнулся.

Николай никак не реагировал на крики, шум, смешки – он был полностью поглощен своим занятием и уже с трудом стоял на ногах. Вдруг он убрал руки от мальчика и спокойно сказал в микрофон:

– Сейчас не встанет – это не так быстро. – Затем Арбенин обратился к матери Славы: – Он мог шевелить пальцами?

– Только руками, пальцами – нет…

– Подними правую руку, – улыбнулся Николай подростку.

Тот приподнял правую руку со скрюченными пальцами, согнул ее в локте. В зале притихли.

– Смотри мне в глаза, – негромко заговорил Арбенин. – Не спорь… не бойся… ни о чем не спрашивай… Просто делай, что я говорю… Сожми пальцы в кулак… Сожми. Пальцы. В кулак.

Скрюченные Славины пальцы, дрожа от напряжения, начали движение, медленно сжимаясь в кулак… Его мать вскрикнула, но Николай приложил палец к губам. Мальчик потрясенно уставился на свои движущиеся пальцы – кажется, он не до конца верил своим глазам.

– Разожми кулак.

Пальцы выпрямились – нормально, как у всех людей…

По щекам подростка потекли слезы, мать зарыдала, зажав рот рукой. Зрители оживились, загудели.

– Это не навсегда, – сказал усталый донельзя Арбенин, – день-два, возможно – неделя… Потом будет как раньше. Лечение – долгий процесс…

Стоявший в боковых кулисах Ставицкий уже не улыбался.