Она смотрела на меня как на мужчину, и это обещало перспективы.

– Придурок! – взревел во мне Второй. – А как же Ира?

– Ах! – вздохнул Первый. – Ах!

Инесса выглядела…

Какая, собственно, разница, как она выглядела…

Когда тебе полтинник, то «выглядела» – это проблема первых десяти минут, ну, пятнадцати… А потом к любому «выглядела» привыкаешь.

Выглядела и выглядела… Ничего особенно отталкивающего или притягательного.

– Сергей, – я протянул руку и тоже посмотрел оценивающе. – Чаю?

– Если нет ничего более крепкого… – Инесса расхохоталась. – Шучу.

И пошел бессмысленный разговор про: «у вас симпатичная студия», «я люблю ваш театр, в последний раз смотрела…» И про: «я послушал, как поет Ирма, мне понравилось…», «ее песни… со вкусом… современно и умно́».

Тот самый разговор между мужчиной и женщиной, когда суть произносимых слов абсолютно не важна, потому что глазами, улыбками, да, наконец, опытом своим обмениваются мужчина и женщина совсем иной информацией.

Примерно такой:

– А ты одинокий какой-то мужик или мне кажется?

– И ты тоже?

– Может, склеится у нас что-то, как думаешь?

– Ты шустрая какая…

– Так ведь возраст… Чего тянуть… Я ж не зря раньше пришла.

– Понимаю.

– И я понимаю.

Это все понятно. Но молча.

Она – вслух:

– Ах, театр, театр!

Глазами:

– Ах, одиночество! Ах, любовь!

Я – вслух:

– Ах, Инесса, Инесса…

Глазами:

– Ах, одиночество! Ах, любовь!

Конечно же, заглянула Ирка – она должна была проверить, как тут у меня все.

Показала большой палец и язык. Что она имела в виду – не ясно, да и ладно.

Мне стало скучно, и я решил сказать что-нибудь хоть немножко провокационное.

И сказал как бы абсолютно некстати… То есть не по поводу того, что вслух, а по поводу того, что глазами.

– Знаете, – попытался улыбнуться я. – А вот в том, что раньше замуж выдавали неизвестно за кого, был ведь свой резон. Вам так не кажется? Слово «невеста» знаете, что означает?

– Что? – удивленно спросила Инесса, старательно продолжая делать вид, будто все, что говорилось словами, важнее того, что произносилось взглядами.

– «Невеста» значит «неведающая», которая не знает, кто станет ей мужем. И нормально. Веками так жили. И не мучились: подходит ли он мне, подходит ли она мне… Венчались и – вперед! И свыкались как-то, и все в порядке было.

«Это вы к чему?» – спросила Инесса глазами.

Но вслух не сказала ничего.

Я продолжил:

– Инесса, вы никогда не задумывались: какое количество времени, сил, энергии, да просто своей души тратят современные мужчины и женщины только на то, чтобы разобраться: подходит ли тебе он или годится ли тебе она? И при этом все равно ошибаются, расходятся, отправляются в новый поиск и снова ошибаются… Нет бы просто принять то, что есть, и успокоиться. Придумали эту дурацкую историю про две половинки яблока, которые, видишь ли, носятся по миру в поисках друг друга… Раньше не думали ни про какие половинки и жили себе спокойно…

Инесса явно не понимала, как реагировать, и потому буркнула довольно, признаться, нелепо:

– Всяко бывало.

– Всяко. Но меньше, чем сейчас, было всякого.

Инесса размякла, словно боясь себе признаться в том, что понимает: еще чуть-чуть – и слова будут о том же, о чем говорят глаза.

Я понял, что надо переходить в атаку.

Зачем это делать? – я уже не думал. Просто понеслась. И все.

– Вот вы, например, красивая и умная женщина… – Не родилось еще ни одной дамы, которой бы не понравился такой комплемент. – Красивая и умная, – повторил я. – А одинокая…

Инесса спросила именно то, что должна была спросить:

– Откуда вы знаете?

И тут зазвонил внутренний телефон: пришла Ирма.

Ну что ж… Начало было положено. А телефон Инессы у меня был. Что важно.

_______________________________________________

Я очень боялся натолкнуться на маму в коридоре, а то пришлось бы базарить не только, почему я так рано пришел, но и про ляговоз.

Но мама, к счастью, как всегда, лежала в своей комнате.

– Кто из Сережей пришел? – сонным голосом прошептала она, предполагая, видимо, что кричит.

– Мам, это я. Сейчас зайду к тебе.

Ляга нырнула в аквариум, сразу залезла на остров и уставилась на меня.

«Доволен жизнью?» – спрашивал ее взгляд.

Конечно, я все придумываю про Лягин взгяд. Наверное… Разве это столь важно? А разве про взгляды друг друга люди не придумывают?

– Доволен, – ответил я. – Все классно получилось, скажи?

Ляга выслушала меня.

Нет, ну, правда: она никуда не делась, она дослушала все, что я сказал, еще чуть-чуть посидела и только после этого нырнула в аквариум.

Она плыла неспешно, спокойно и даже как будто раздумчиво, словно какая-нибудь дамочка в бассейне после трудного дня.

Из комнаты раздался теперь уже действительно громкий мамин голос:

– Сынок, ты здесь? Что случилось?

Я сильно потер глаза, пошел к маме и сказал умирающим голосом:

– Мам, у меня голова раскалывается. Устал, наверное. Напишешь записку?

Мама приподнялась в кровати, изо всех сил изображая волнение.

– Боже мой, сынок, – привычно вздохнула она. – У тебя глаза такие красные. Что случилось?

– Устал, наверное. Напишешь записку?

– Конечно, конечно.

Мама поцеловала меня и опять углубилась в телевизор, по которому показывали очередное дневное ток-шоу про то, почему мы так плохо живем и кто в этом виноват.

Семен Витальевич был всерьез убежден, что человек, который пришел домой из школы, потом попрется обратно. Наивные люди, эти учителя!

Ляга сидела на своем острове, смотрела вдаль и думала о чем-то своем.

Интересно, о чем думает лягушка, сидя посреди аквариума и глядя на стену, которая ей кажется далью?

Впервые я подумал, что Ляге скучно и надо бы ей найти товарища.

Я не успел как следует подумать эту мысль: телефон сообщил, что пришла эсэмэска.

Ирка.

«Ты где?»

«Дома. Что я, тупой в школу возвращаться?»