Выхожу, расставив свои красные руки. Натыкаюсь на подростка. Он смотрит на меня с ужасом. Он стоял под дверью и слышал, как я тут… Это толстый мальчик, он в очках, в руках какая-то книжка. Кажется, «Падение» Камю. Я не успеваю рассмотреть. Но мальчик успевает рассмотреть меня. На всю жизнь я останусь для него бородатым мужиком в черном пальто, который занимался самоудовлетворением в туалете книжного магазина.

Ну как на всю жизнь. На те несколько минут, пока кипяток не обожжет его ладони, запястья, пальцы. Те, которыми он будет листать страницы Камю или, может быть, «Злого мальчика». Я не знаю.

Я знаю только то, что мальчики должны быть красивыми и экзистенциальными. Как Альбер Камю.

Харассмент в России – это худшее, что может случиться с человеком.

Это слово, как и ментальное понятие, пришло к шлюхам из «западной культуры». В ней сексуальная жизнь сопровождается индустрией секса. Хочешь бабу – иди к шлюхам. Нет денег на шлюх – возьми пособие на шлюх. Есть пособие, есть шлюхи, но нет эмоционального контакта – иди к психоаналитику.

Каждая часть человеческой жизни кем-то обслуживается. Продается и покупается. Поэтому жаловаться не принято, потому что: есть проблема – есть решение. И оно стоит денег. Это и есть капитализм.

Перенесемся в Россию. Проституция запрещена, порно запрещено, геев нет. Есть чахлые секс-шопы с вибраторами на разрядившихся батарейках. Мне товарищ однажды пожаловался, как там все дорого. Хотел купить анальный крючок в подарок невесте – отдавай ползарплаты. Но зашел в хозмаг и подобрал аналог в семнадцать раз дешевле. А другой жаловался, что вызвал проституток, они приехали, но, как бы сказать, «товарный вид не соответствовал этикетке».

В России заняться сексом – задача фаустианской сложности. Если вас схватили за жопу в Америке или Европе – вам просто не хотят платить. Человек экономит на проститутках. Это обидно. Если вас схватили за жопу в России, тут все гораздо сложней. Это может быть все что угодно: от быдловатости до приглашения в книжный клуб. Шлепок по жопе как обналичка денег – так просто быстрей договориться.

А если вас уже трахнули, то чаще всего вас просто трахнули. Не будет ни роли, ни денег, ни-че-го. Поэтому малаховы так бегают за девочками/мальчиками, которым перепал хоть айфон. Как в старом анекдоте: «Расскажите товарищам, как вы дожили, что стали проституткой». – «Не поверите, но просто повезло».

Диана Шурыгина была вдохновляющим примером. Хотя и она не пошла дальше «Бургер Кинга». Но все остальные не получили и этого.

К выводам. Если назвать случаи харассмента «рука-жопостью» (когда рука доминанта хлопает по жопе жертвы), то можно вывести следующую формулу. В цивилизованном обществе вслед за рука-жопостью наступает стадия хитро-жопости – жертва получает вознаграждение за свои страдания. И это прекрасно.

В России же вслед за рука-жопостью следует рука-пожатность. Это означает, что в публичном поле про вас скажут: «Ты смелая девочка! Ой, а ты мальчик? Извини, смелый мальчик!» И, в общем-то, все. Большинство оценит твой инстаграм и обсудит в личке, станут они тебя трахать или нет. Бесплатно, конечно.

Как сказала зрительница на одном из эфиров Малахова: «Бесплатно – это когда платит бес».

Прости нас, Господи! Но и ты ничего не делаешь просто так…

В фейсбуке у Борислава Козловского появился интересный текст про харассмент на работе. Там в самом начале такие слова: «Идея, что работа не место для нерабочих отношений, растет из формулы ты-это-не-твоя-работа. Есть территория личной жизни, где ты настоящий, а есть университет, и офис, и редакция, куда ходит отбывать трудовую повинность твой гражданско-правовой дубль».

Дальше о том, что с точки зрения марксизма нельзя лишать старика профессора права быть соблазнительным мужчиной для 17-летней студентки. Лишать, конечно, нельзя. Но есть одно лукавство во всем этом рассуждении. Маркс и Ги Дебор, помогите мне, грешному.

Суть в том, что «предметом труда» профессора является его наука. Не его волосатый живот и кривые ноги. Рабочим инструментом является педагогика, а не тот инструмент, который у него между ног.

Есть целый жанр порнофильмов, посвященный тому, как один «предмет труда» заменяется другим. Там на вызов женщины приходит мужчина-сантехник. И далее они отчуждаются от предмета труда. Сколько ни смотрел я этих фильмов, ни один не заканчивается тем, что раковину починили. В гей-фильмах в конце звучит реплика: «I will come again tomorrow to clean your chimney» («Я приду завтра, чтобы прочистить твой дымоход»). Потому что сегодня услуга не оказана.

Зачем же нужен такой жанр зрителю – смотреть, как грубо нарушаются права потребителя? Дело в том, что услугу получает сам зритель – он в этот момент дрочит. Потому что есть время, когда зритель хочет дрочить, а есть – содрогаться от экзистенциальной боли. Помните, в финале «Тошноты» Сартра есть сцена, где из библиотеки выгоняют профессора, который приставал к мальчику. Сцена замечательна тем, что помещена в роман как в услугу высокого чтения. Выдуманный профессор трогает выдуманного мальчика. Но не вас.

Все эти казусы возможны только в обществе, где криминализирован коммерческий секс. Секс – это или услуга, или любовь, или насилие.

И чем дольше развивается человечество, тем чаще мы возмущаем тем, как плохо нам оказывают услуги. Мы едем в такси, но вместе с поездкой в «экономе» нам навязывают музыку водителя, курение водителя, коронавирус водителя, запах – тоже водителя. И мы пишем об этом в фейсбук, тегнув агрегатор.

[Сексуально активный] профессор как разговорчивый водитель – мы киваем, угукаем и подсмеиваемся. Потому что нам так проще доехать до конца. «На переправе коней не меняют». А теперь стали менять. И некоторые предпочитают выйти посреди дороги, встать на обочине и записать номер автомобиля.

Ну а все, кто с этим не согласен, проверьте свой фейсбук. У меня во френдоленте отцы семейств публикуют одновременно два вида постов:

1. Студентки должны им давать, глотать и говорить «спасибо». Бесплатно.

2. В «Кофемании» вместо рафа сделали обычный эспрессо. За деньги.

Запомните, бесплатно вам даст только жена и Карл Маркс.

Не путайте: не называйте вульву вагиной. С годами я понял, что это разные вещи. Итак, вульва – это то, что снаружи. А вагина – это как бы то, что за ней следует. Ее перспектива. Но в России сложно с образом будущего, мы и путаем одно с другим.

Мое первое знакомство с женской анатомией состоялось на уроке алгебры. Классе в седьмом. Одноклассник Андрей спросил меня шепотом: «Печейкин, а ты видел клитор?» И, как назло, в этот момент в классе наступила гробовая тишина. В этом провале звука прозвучал мой голос. «Что? – переспросил я. – Клитор?»