поэта из Воклюза. Постоянство упражнений его королевского достоинства заключалось лишь в том, чтобы увеселять себя самого и доставлять наслаждение другим, так что Карла VI следует отнести к числу самых прославленных королей. Жить и давать жить (другим) – было его обычным девизом. Он старался как можно больше денег сконцентрировать в Италии, дабы сейчас же их потратить, и он разрешал своим вассалам или служащим с их стороны, насколько это возможно, также вкладывать деньги. Доброта Карла по отношению к своим подданым настолько расстрогала народы Италии, что они сохранили память об этом в известном изречении, которое можно найти в критических, моральных и философских произведениях Арло[27].

У меня нет времени, чтобы повествовать о великих деяниях коннетабля Дюгекла. Однако я не могу забыть королеву Изабеллу Баварскую, прекраснейшую, обходительнейшую и эмансипированейшую из всех женщин ее эпохи. Она ввела во Франции ношение такого платья, которое явно соответствовало вкусу художников и скульпторов, но в небольшой степени отражало вкусы судей нравственности. Одновременно в ходу были пересуды о высшей школе на берегу Сены. Однако она мало заботилась обо всем этом, и если город вызывал в ней скуку, она возвращалась назад в Винсенский замок c юным Людовиком Неисправимым, ее гофмейстером и, что говорит о большем, с ее любовником.

Я находился в Париже во времена пресловутого бала Масок, который привел к трагическому происшествию, разоблачив в Карле VI склонность к сумасшествию. Я видел его входящим в дом, где он должен был танцевать. Он был в облачении сатира, связанного цепью с другими сатирами. Все были облачены в холстяное платье, покрытое сверху паклей и смолой[28]. Во время повседневного правления Карла VI посещали краткие яркие образы. Во время одного из видений или в промежутке между ними, когда его наставляли от имени нежного ведомства, которым управлял Буа-Бурдон при королеве, это и случилось. Буа-Бурдон был в одно мгновение схвачен и брошен в Сену зашитым в мешок из кожи, на котором можно было прочесть слова: Уступите дорогу королевскому правосудию.

Страсть к модам и нарядам, которую Изабелла Баварская вселила во французских дам, не умерла вместе со смертью этой королевы. И я видел дам при дворе Карла VII, обряженных если не со вкусом, то все-таки имеющих на это право выбора. Они носили длинные платья, волочившиеся по полу; к средствам украшения на голове принадлежали известные возвышения, на которых покоился остроконечный колпак. Этот удивительный костюм не портил все же хорошенького личика с плутовским выражением Агнессы Сорель, которая была очень любезна, несмотря на то, что не имела счастье понравиться жителям Парижа. Она заметила это при ее первом въезде, воскликнув в гневе, что парижане неотесанные люди. Если бы Агнес увидела их сегодня, то она говорила бы иначе, ибо нашла бы среди них многочисленных поклонников ее прелестей.

В это время мужчины носили фальшивые подплечники, которые назывались machoires; они носили остроконечную шляпу и имели на подметках металлическое острие. Таким было одеяние ла Хира и Дюнуа, которые очень хорошо известны игрокам в Пикет. Известная девица из Орлеана не расставалась со своим оружием. Я видел ее несколько раз и навел многочисленные справки; люди, которым можно верить, уверяли меня при ее жизни, что она дочь Изабеллы Баварской и Буа-Бурдона, а посему сводная сестра Карла VII. Если это правда, то можно было бы многое понять[29].

Людовик XI имел далеко не такое (сильное) пристрастие к Агнес Сорель, как его отец. Он нашел мужество дать оплеуху прекрасной Агнес. Этот повелитель был полностью лишен галантности: он бил дам, приказывал запирать мужчин в железные клетки. Иное можно сказать о Филиппе, герцоге Бургундском, учредителе Ордена Золотого руна, ибо он имел пятнадцать бастардов, ни более и ни менее, и получил прозвище Добрый[30].

В конце четырнадцатого столетия Богемия находилась в великом беспорядке. Дворяне королевства низложили короля Венцеля и заключили его (в тюрьму). Ему удалось совершенно нагим и следовательно опасаясь заработать насморк вырваться. К его счастью, он не мог легко успокоиться по какому-либо поводу. Многие города его страны выразили намерение представить ему свидетельства своей преданности, однако он довольствовался тем, что потребовал от каждого бочку лучшего вина из их теплиц. При правлении Зигмунда богемцы переживали расцвет и среди них находился некий пресловутый бунтовщик Циска. После его разгрома закоренелые сторонники его партии изгонялись королем Зигмундом из страны. И это те люди, которых с того времени знают в Европе по определению, что человек, принадлежащий богеме или Цингари, цыган[31]. Последнее наименование происходит от имени Циска (Ziska), откуда образовано Ziskari, Zingari и Zigeuner. Этот сброд напоминал ни более как крестьян-гуситов и его появление в Италии и Франции совпало по времени с его изгнанием из Богемии. Уже прошло много лет, когда мне на мессе в Лейпциге одним добродетельным господином Грельманом доставляло удовольствие их происхождение выводить из Индии, и он, дабы доказать свою идею, написал книгу, в которой ссылался на сто восемьдесят четыре писателя, что вовсе не исключает, что мнение господина Грельмана неправдоподобно.

В конце пятнадцатого столетия Флореция была центром хорошего вкуса, искусств и талантов. Лоренцо Медичи воскресил память о Перикле и здесь же обнаружилась потребность в Алкивиаде и Аспазии. Лоренцо промотал чудовищные средства, которые накопил его отец Космус. Он проживал в городе и деревне, в Фиесола, Корреджио, Кафаджиоле, Требио, в прекрасных дворцах, которые построил Космус, и все прихлебатели Флоренции пользовались его гостеприимством, если они были людьми духа или имели заслуги.

Среди богатых итальянцев Средневековья, которые радели об искусстве, следует считаться с Августином Чиги. Он был тем, кто отстроил в Риме великолепный дворец Фарнезе. Он нуждался в кисти Рафаэля, чтобы украсить его, однако этот художник работал с малым прилежанием. Чиги исследовал причины и обнаружил, что художник имел обыкновение часть своего времени проводить с дочерью пекаря, которую весь город прозвал «прекрасная Форнарина». Чиги принял девушку на службу и Рафаэль в установленный срок закончил свою работу[32].

Глава VI

Странствие Вечного Жида с эпохи короля Карла V и до семнадцатого столетия

Я всегда относился с большим почтением к королю Карлу V, но историографы, которые писали под влиянием его противников, поступают с ним несправедливо. Во время коронации короля я находился в Болонье и был свидетелем спора, возникшего между посланниками из Генуи и Сиены о первенстве. Этот спор привел к пощечине. Необходимо действительно подчиниться фатальной необходимости, чтобы оскорбление вернуть обратно или перетерпеть его, чтобы