Он снова покачал головой.

— Да, плохи дела, — согласился папа. — Просто кошмар. Но мнедумается, она проявила изрядное мастерство. Из нее могла бы получиться отличнаятанцовщица.

— Несомненный талант, — поддакнул дядя Сагамор.

Мисс Харрингтон вышла из фургона, неся два стакана. Онаподошла ко мне и улыбнулась:

— Как тебя звать, дружок?

— Билли, мэм, — говорю я.

— Ну, Билли, кажется, они так увлеклись своим питьем, чтотебя совсем позабросили, так что я принесла тебе кока-колы. — Она протянула мнестакан и предложила:

— А почему бы нам с тобой не прогуляться к озеру и непроверить, как там водичка?

— Разумеется, купаться там просто здорово, — подхватил папа.— Собственно говоря, Билли, я как раз думал, что мне, может, удастся выкроитьот работы минутку-другую и поучить тебя плавать.

— Идем, малыш, — говорит мисс Харрингтон. — Плавать я умею,а уж учить и подавно.

Она ненадолго скрылась в домике и вышла с сумочкой черезплечо. Мы с ней допили колу и побрели между деревьев к озеру.

Папа с дядей Сагамором вроде как дернулись за нами вслед,словно не прочь были присоединиться, но доктор Северанс только головой покачал:

— Не стоит, ребята. Давайте лучше посидим и поболтаем.

* * *

Мы вышли из леса как раз неподалеку от места, где дядя Финливозился со своим ковчегом. Мисс Харрингтон остановилась и с ужасом следила, какон там себе молотит на лесах.

— Что это, во имя всего святого? — спросила она.

Я рассказал ей про дядю Финли и Видение и про то, что онсчитает, как они решили, что все грешники потопнут.

— Да тут, я смотрю, один другого краше, — пробормотала она.

Мы пошли мимо, а дядя Финли вдруг обернулся со своиммолотком в руках и как раз нас заметил. Сперва он не обратил никакого внимания,совсем как тогда на нас с папой, но потом внезапно подскочил на месте, сноваобернулся и вытаращился на мисс Харрингтон, словно в первый раз плохо ееразглядел.

— Иезавель! — заорал он, отмахиваясь от нее молотком.

Мисс Харрингтон остановилась и посмотрела сперва на него, апотом на меня:

— Какая муха его укусила?

Дядя Финли припустил по лесам в нашу сторону, так сворачиваяшею на мисс Харрингтон, что я испугался: того и гляди, кубарем покатится.

— Обнаженная Иезавель! — яростно голосил он, указывая на неемолотком. — Рыщущая окрест и выставляющая напоказ ноги, дабы ввести во грех.

— Ой, да вали ты обратно на свой фруктовый кекс, —отвернулась от него мисс Харрингтон.

— Он вас все равно не услышит, — предупредил я. — Он глухкак сыч.

Мы отправились дальше. Дядя Финли продолжал бежать за намипо лесам, воззрившись на ноги мисс Харрингтон, с истошными криками “Иезавель!”.Он даже не заметил, когда леса кончились, и шагнул прямо в пустоту.

На его счастье, он выронил-таки молоток и умудрилсясхватиться за край ковчега, а то бы навернулся футов этак с шести и, верно,здорово бы расшибся. Когда мы уходили, он все еще висел на ковчеге, прижимаясьлицом к доскам, голося про грешную бесстыжую Иезавель, но так и норовяповернуть голову, чтоб еще раз взглянуть на ее ноги.

Мы спустились к самому озеру, где был небольшой песчаныйпляж. Деревья там расступались, а у самого берега вроде бы было мелко. Чутьдальше лес снова подступал к самой воде, а еще примерно через фарлонг озерозагибалось влево, и того берега уже не было видно. В спокойной, неподвижнойводе отражались деревья, и вообще там оказалось расчудесно.

Мисс Харрингтон поглядела по сторонам и обернулась на дядюФинли с его ковчегом и на дом дяди Сагамора.

— Если мы хотим искупаться, — сказала она, — надо уйти подальшеот этого чокнутого.

— А у вас есть купальный костюм? — спросил я.

— Ну.., в общем, да, — кивнула она.

— Тогда почему бы вам за ним не сходить? — предложил я. — Апотом мы могли бы пройти вон туда и поплавать.

— О, я захватила его с собой. Он у меня в сумочке.

Мы пошли лесом вдоль берега и скоро добрались до места, гдеозеро делало поворот. Стоило нам спуститься к воде сразу за поворотом, как насуже нельзя было заметить из дома или откуда еще. Там было даже лучше, чем напервом пляже. Озеро достигало примерно пятьдесят футов в ширину, а тенидеревьев вытянулись почти во всю гладь воды, потому что солнце уже начиналосадиться. Кругом стояла безмятежная тишина.

— А вам не кажется, что у берега слишком глубоко? — спросиля на всякий случай. — А то я не умею плавать.

— Да нет, — говорит она. — Думаю, тут можно хоть все озеровброд перейти. И я тебе помогу. Ты только подожди, мне переодеться надо.

Она удалилась в какие-то кусты и папоротники, что росли поберегу, а я стянул шорты и принялся ждать. Место для купания было простонаилучшим, и мне страсть как не терпелось начать учиться плавать. Папа давнособирался меня научить, да только вот в окрестностях городов, где проводятсяскачки, никогда ни одной приличной лужи не сыщешь.

Вскорости мисс Харрингтон вышла из кустов. Первое, чтопришло мне в голову: доктор Севе-ране не соврал, расписывая, из какой онабогатой семьи. Ее купальник был сделан из бриллиантов.

Само собой, не такой уж он был и большой, всего лишь тонкийшнурочек вокруг талии и треугольничек спереди, но зато сплошь из всамделишныхбриллиантов. Мне даже подумалось, а удобно ли ей его носить.

А потом я заметил виноградную лозу с голубыми листочками —ту самую, из-за которой потом поднялся весь этот сыр-бор в газетах. Она виласьвокруг правой груди мисс Харрингтон и заканчивалась крошечным розовымбутончиком в самом центре. Просто чудо, до чего премило.

Внезапно она так и замерла на месте — заметила, как я на неетаращусь. Глаза ее сузились.

— Эй, — спрашивает она. — Что с тобой стряслось? Ты лилипут,что ли? Да сколько тебе лет?

— Семь, — отвечаю я.

— Боже праведный, ну и семейка! — говорит она. — Ему еще ивосьми нет, а…

Тут она посмотрела вниз, поняла, что я уставился на лозу, идавай хохотать.

— Ох, — еле выговорила она. — А я уже начала былотревожиться.

— Так здорово, — говорю я. — Мне бы тоже такую хотелось.