О, это было отличное лето, можете не сомневаться. Папаговорит, фермы куда как полезны для здоровья, а уж полезнее фермы дяди Сагаморавам не найти, даже и не старайтесь. Там есть озеро, где можно ловить самуюнастоящую рыбу, и у меня был пес, не говоря уж про охотников на кроликов совсамделишными ружьями и о мисс Харрингтон. Она была просто прелесть и училаменя плавать.

Мисс Харрингтон? О, это у нее была та самая винограднаялоза, вокруг которой потом поднялся такой шум. Да вы, верно, и сами помните. Этоже попало во все газеты. Татуировка в виде виноградной лозы с маленькимиголубыми листочками. Она вилась вокруг ее правой груди, словно тропинка вокругхолма, и заканчивалась крошечной розочкой в самом центре. Папа потом задал мневзбучку за то, что я раньше не рассказал ему о ней, но какого черта, — откудамне было знать, что не у всех есть розочки на груди? Я просто счел само собойразумеющимся, будто у благотворительных дам тоже есть такие рисунки, только яникогда не спрашивал их об этом, потому что пока общался с ними, еще и в глазане видел ни мисс Харрингтон, ни ее виноградную лозу.

Но это я забегаю вперед. Лучше начну с самого начала и впервую очередь расскажу вам, как это вышло, что мы приехали к дяде Сагамору. Авсе оттого, что папу стали слишком уж часто призывать в армию.

Похоже, неудачный выдался год для призывников. Первый разпапу замели посреди зимы, когда мы приехали в Гольфстрим-Парк, потом в Пимлико,но хуже всего пришлось в Акведуке. Мы с трудом нашли, куда притулить наштрейлер, и только-только начали печатать, как его снова забрали. Ну иразумеется, меня, как всегда, заграбастали благотворительные дамы.

Эти благотворительные дамы такие смешные. Не знаю почему, ноони всюду одинаковые. Обычно у них пышная грудь, и они задают тебе одни и те жестарые вопросы, а когда ты пытаешься объяснить им, что путешествуешь по всякимбольшим городам, таким как Хиали и Бельмонт-Парк, и что папа просто советник покапиталовложениям в скачки и у него куча неприятностей с призывной комиссией,они начинают переглядываться, качать головами и повторять: “Ах, какой кошмар! Аведь он еще совсем дитя!"

Так вот, эти благотворительные дамы в Акведуке всерасспрашивали меня, в какую школу я хожу, отчего это мама ушла от папы, умею лия читать и писать, и все такое прочее. Я ответил, что отлично умею читать, а токак же? Тогда они сунули мне под нос какую-то книжку, чтобы проверить.Увесистая, прямо скажем, была книженция, я потом читал ее весь месяц, чтопровел в приюте. Про одного парня по имени Джим Хокинс и одноногого пирата поимени Долговязый Джон Сильвер, просто умора. Хотелось бы мне снова еераздобыть, чтобы узнать, чем там кончилось. Как вы думаете, можно где-нибудьздесь достать еще одну такую?

Но, возвращаясь к благотворительным дамам — увидев, что мнетрудновато пришлось, они снова запереглядывались и забормотали:

— Да-да, так мы и думали.

А мне и впрямь было нелегко. Не то чтобы попадалисьпо-настоящему трудные слова, но этот тип как-то чудно пищит, у него все слишкомуж хитро закручено.

— Билли, тебе не следовало говорить, будто ты умеешь читать,— сказала главная дама. Всегда легко узнать, какая из них главная, потому что,как ни странно, но грудь у нее всегда пышнее, чем у прочих.

— Но, мэм, — отвечаю я. — Я умею читать. Просто эта штукакак-то чудно написана. В каждом слове слишком много букв.

— Что за чушь, — говорит она. — Как это слишком много букв?Неужели ты думаешь, что Роберт Льюис Стивенсон не умеет писать правильно?

— Не знаю я ничего про этого вашего Стивенсона, — стою я насвоем, — а всего-навсего пытаюсь объяснить, что эта штука не так написана и вней сам черт ногу сломит. Смотрите, сейчас я вам покажу, что имею в виду.

У меня в кармане как раз завалялся сандвич с копченойколбасой, потому что мы только успели выйти и направиться к ипподрому, как папусцапали пинкертоны. Вот я и вспомнил, что он завернут в обрывок вчерашнегосписка забегов. Вытащив сандвич, я откусил кусок и принялся показывать.

— Глядите сюда. — И я ткнул пальцем в листок. — “БарньярдГейт (М) 105* чал.мер.З, от Барнаби — Гейтс Айяр, от Франджи-Панджи. Дек. 5,ТрП, 6ф, 1:13 — 17, III* 1-1, 1-5, 1-3, 8-9, Стр'гф'л'Дж МолЗ, Зл'п'л'чн 119,Б'сп'чн П'др'жк 112, Пнчк 114”. Улавливаете? А теперь взгляните на этот забег:“Муха 2 Аку 1/2 фт: 48”. Что молния против собаки, и если вам вздумается хотьцент на него поставить, значит, у вас в голове опилки. Он вечно сперва рветсявперед, но с дыхалкой у него плоховато, и он всегда сдыхает у восьмого столба.

Тут они прервали меня, и начался форменный бедлам. Они нуникак не желали верить, что я все это читаю. А я сказал, что это так же ясно,как нос на лице, и растолковал: Барньярд — это чалый мерин-трехлетка, невыигравший еще ни одного забега. Он сын Барнаби от Гейтс Айяра, что отФранджи-Панджи. В последних скачках он шел примерно 1 к 17 в забеге молодняка вТропикал-Парк пятого декабря. Жокеем у него скакал Джордж Стрингфеллоу весомсто одиннадцать фунтов при полной выкладке, разрешенной для молодняка. Дорожкабыла мокрой, и время победителя составило минуту и тринадцать секунд, иБарньярд Гейт лидировал на старте, на полпути и на выходе на финишную прямую,но затем выдохся и пришел восьмым, отстав от фаворита на девять корпусов. Атремя победителями стали Злополучный, Беспечная Подружка и Пончик. Поэтому я прямозаявил благотворительным дамам, что если кто здесь и не умеет читать, так этоони, а не я.

Тут все и завертелось. Они закричали, что мальчик, которыйумеет читать только таблицы со скачек, — позор американскому образу жизни и чтоони отправятся прямиком в суд, отберут меня у папы и упекут в приют. Я-то,понятное дело, был против, но что тут возразишь? Оставалось лишь ждать, покапапа отвертится от призыва.

Словом, они продержали меня в приюте битый месяц иобращались со мной неплохо. Даже позволили взять почитать “Остров сокровищ”, ия так увлекся, что уже не мог оторваться. Поначалу дело шло медленно, лишниебуквы мешали, но я помаленьку уловил суть и наловчился вроде как прищуриватьсяи отбрасывать ненужное, так что мне стало полегче. Я добрался уже до середины ибыл в полном восторге, когда заявился папа. Он потребовал встречи сблаготворительными дамами, суперинтендантом приюта и еще какими-то людьми,которых я не знал, и это было нечто. Все так и кипели, а папа кричал, что онсоветник по капиталовложениям в скачки, и в том нет ничего дурного, и кто они,по их мнению, такие, чтобы отбирать у него его мальчика?

Я украдкой попытался вырвать несколько страниц из книжки, наслучай если ее у меня отберут, и спросил папу: