– А у вас точно нет еще одного колеса? – вдруг спросила Саша, и Сапог картинно развел руки в стороны:

– Вот нет, к сожалению. Если бы было, вас бы давно отвезли домой.

Он начал потихоньку подталкивать девочек в зияющее чрево гаража, и сестры двинулись вперед.

– Ну, че встали? Батарейка села? – ухмыльнулся Леха, когда они вошли внутрь хибары. Из смятой пачки «Явы» он выудил сигарету и прикурил от замусоленной зажигалки. И в без того затхло-спертом воздухе поплыл сигаретный дым.

Марина, бледнея, смотрела на ноги Керосина, торчавшие из-под ветхого пледа. Сапог тоже обратил на это внимание и лишь плотно сжал губы. Он не винил Леху – даже такого занюханного торчка, как Керосин, в одиночку затащить наверх задача не из простых, а отец вряд ли стал бы помогать ему в этом. Признаться, после всего случившегося у Сапога тоже напрочь исчезло желание прикасаться руками к этому обдолбышу. Ногами – да. От души, каблуком по исколотым яйцам, за то, что гонит какую-то пургу про подвал и Шмеля…

– Он умер? – тихо спросила Марина. Саша буквально вжалась в сестру, крепко вцепившись в руку сестры. С игрушечного ослика на истоптанный грязной обувью пол капал растаявший снег.

– Нет, просто спит, – спокойно ответил Сапог, закрывая за собой дверь. Он мысленно улыбнулся: освещение в хибаре было получше, и он убедился, что старшая деваха что надо. Таким уже и рожать можно…

Данилыч с каменным лицом смотрел на девочек, потом перевел взор на сына:

– Ты что, Леня? С головой совсем не дружишь?

Леха прыснул, будто услышал остроумную шутку.

– Ты, Данилыч, варежку прикрой, – улыбаясь, посоветовал Сапог. – Лучше иди вон наверх, порядок наведи.

Марина даже через пуховик почувствовала, как крошечные пальчики Саши буквально впиваются в ее руки. За эти секунды, проведенные внутри, она успела подметить все – и этого лежащего на полу человека, накрытого грязным пледом, и отвратительный запах, который, казалось, можно отщипывать кусочками, как пластилин, и этих странных ухмыляющихся мужчин… Теперь, при свете, она видела их лица, и ей стало по-настоящему страшно. Доверие вызывал лишь этот хмурый старик с морщинистым лицом, но, судя по всему, от него тут немногое зависит…

«Уходить. Как можно скорее. Прямо сейчас».

Данилыч медленно поднялся с табурета. Невысокого роста, кряжистый и сутулый, он напоминал старого гнома, однако крупные, загрубелые руки и широкие плечи говорили о немалой физической силе.

– Не гневи Бога, Леня, – вполголоса сказал он. – Им в куклы играть, разве не видишь?!

Он чуть ли не с ненавистью посмотрел на глупо ухмыляющегося Леху:

– Ты зачем их привез, придурок?

Ухмылка на губах молодого человека угасла.

– Фильтруй базар, Данилыч. Я Сапога уважаю, но в зубы дам, если чо. Не посмотрю, что вы родня.

Сапог не сводил маслянистого взгляда с Марины.

– Вы из какой школы, принцессы?

– Нам надо идти.

Марина прилагала громадные усилия, чтобы выглядеть уверенно и спокойно, но ее ноги буквально подкашивались от паники, хлещущей через край, словно кипящее зелье ведьмы.

Она попыталась открыть дверь, но Сапог мягко перехватил ее руку.

– Чего ты боишься? Я просто спросил, какая у вас школа.

Марина с трудом сглотнула подкативший комок.

– Восемнадцатая, – дрогнувшим голосом ответила она.

Сапог снял шапочку с ее головы и сально улыбнулся.

Он неторопливо гладил и мял шапочку, словно скульптор глину, гадая, какой же шедевр получится из этой мягкой массы в результате упорного труда. Уголовник видел густые каштановые волосы девочки, длинные ресницы, на кончиках которых еще дрожали капельки воды, ее румяные нежные щеки, аккуратные носик и красиво очерченные губки, и от этого его пенис туго напрягся, словно проснувшийся зверек после глубокой и долгой спячки.

– Это что, в Каланчовке? – оживился Леха. – Знаю я эту школу. Там детдомовские учатся. Да?

Марина неопределенно пожала плечами.

– Пожалуйста. Дайте нам уйти.

– Детдомовские? – удивился Сапог. – А говорили, дома родители ждут.

С этими словами уголовник присел на корточки, и Марина непроизвольно отпрянула, закрывая своим телом притихшую сестру.

– Врать нехорошо, – усмехнулся Сапог.

– Нас сегодня папа и мама заберут, – неожиданно сказала Саша, выглядывая из-за спины сестры. – Пустите нас домой, а то они нас ждут давно!

Данилыч шагнул к девочкам.

– Я отвезу вас домой, – сказал он. – Леня, завязывай шутить.

Сапог смерил отца брезгливым взглядом, как если бы перед ним валялся труп бродячего пса, кишащего червями.

– Тебя забыли спросить.

– Никуда ты не поедешь, Данилыч, – хмыкнул Леха. – Я колесо пробил, «Нива» на дороге. Завтра надо в шиномонтаж или колесо новое где-то надыбать.

Сапог посмотрел наверх, в сторону пристройки, и наконец принял решение.

– Идите наверх, принцессы, – приказал он. – А взрослые дяди пока поговорят.

– Никаких «наверх», – качнул головой Данилыч. – Да что с тобой?! Умом тронулся? Опять в тюрьму захотел?!

Слева что-то зашуршало, послышался чавкающий звук.

Саша повернулась, ее глаза расширились в безотчетном страхе.

Керосин, придя в себя, сел. Он сорвал с себя плед и, осовело хлопая воспаленными глазами, щупал разбитые губы. Выковырял треснувший зуб, завороженно глядя на него, словно перед ним был редкой обработки алмаз, потом поднял мутный взор на девочек. С бледным лицом, заляпанным спекшейся кровью подбородком, всколоченными паклями сальных волос, он был похож на ожившего мертвеца.

– Доброе утро, – хихикнул Леха.

Керосин бросил осколок зуба на пол и глупо улыбнулся.

Саша ойкнула, судорожно переступив ногами. Мочевой пузырь девочки не выдержал, и она почувствовала, как колготки набухают теплым и влажным.

– Пустите нас! – едва не срываясь на крик, попросила Марина.

– Леха, отведи их наверх, – распорядился Сапог.

Керосин начал медленно и неуклюже подниматься. С первого раза ему это не удалось, и он снова сел.

– Нет! – взмолилась Марина. – Пожалуйста, нас будут искать!

– Леня, не бери грех на душу, – хрипло сказал Данилыч. Он сделал еще один шаг вперед и тут же согнулся, получив от Сапога резкий удар кулаком в грудь. На его морщинистом лице появилось выражение такого ошеломленного потрясения, словно он даже и мысли не мог допустить, что на него поднимет руку собственный сын.

Саша заплакала.

– Са… сапожек, – подал скрипучий голос Керосин – будто гвоздем по стеклу скребли. – Сапожок… Разговор есть…