Ничуть не обидевшись, Керосин терпеливо подождал, пока Сапог выговорится, и снова продолжил:

– Я видел двух девок у тебя в сарае. Они могут пригодиться.

– А тебе-то что? У тебя все равно все яйца сгнили, – насмешливо сказал Сапог.

– У Чингиза есть на примете один человек, я имел с ним дело, – невозмутимо продолжил Керосин. – В узких кругах его называют Пайк. Он девками занимается. Сечешь? У него такие клиенты… эмм… в общем, чем моложе товар, тем дороже. За эту маленькую соску можно срубить тридцать косых. За вторую – примерно двадцать пять. Если старшая целка, конечно. Если продырявили – двадцатка. Есть влиятельные покупатели, которые готовы взять новорожденных… Даже не хочу думать, что с ними вытворяют, но раз это приносит бабло…

Сапог окинул Керосина холодным взглядом:

– Решил работорговлей заняться?

Керосин пожал плечами:

– Каждый выживает как может. Ну что, звоним Пайку? Он всегда на связи. Деньги поделим поровну. Если я отдам Чингизу хоть что-то, он даст отсрочку по основному долгу.

Сапог глубоко вздохнул и неожиданно с силой ударил монтировкой по воротам. Сверху полетела пыль и клочья паутины, но Керосин даже не моргнул, продолжая выжидательно смотреть на уголовника.

– А теперь послушай меня, выблядок. Сейчас я тебя, суку, свяжу, и будешь куковать тут до утра. Я дождусь, когда у тебя начнется ломка, и тогда ты мне расскажешь, кому ты отдал свои сочинения и ключ. Пушкин, мля, нашелся.

Керосин хрипло расхохотался, и Сапог невольно подумал, не свихнулся ли этот обдолбыш.

– Я тебе дело говорю, Сапог, – прошептал наркоман. Глаза его тускло мерцали лихорадочным блеском, словно монеты на дне мутного пруда. – Не горячись. Продадим девок, получим бабки, и все будет в ажуре. Ну что, Сапожок? Мы партнеры?

Он захохотал вновь.

И хохотал даже тогда, когда взбешенный Сапог выбил ему еще два зуба, а затем начал заматывать руки изолентой.

* * *

Ольга ежеминутно поглядывала на часы.

Время неуклонно шло, а девочек все не было, и это вызывало уже не тревогу, а животный страх, обжигающий стылым ознобом.

Метель не унималась, и чтобы согреться, женщина несколько раз прошлась туда и обратно, пристукивая каблуками. Она беспрестанно поглядывала на угол дома – именно оттуда всегда появлялись сестры, ведь это самый короткий путь от остановки…

«А если наступит ночь, а они так и не придут?!»

Ольга чуть ли не с яростью поглядела в горевшее окно на втором этаже. Там, где сидела эта семейная пара, приехавшая усыновлять детей…

– Как вам сидится?! – пробормотала она, снова поглядев на тропинку. – Как вам отдыхается, когда ваши дети неизвестно где?! И неизвестно с кем!!

Пожалуй, нужно отбросить в сторону гордость. Подняться наверх и всеми силами убедить Уваровых обратиться в полицию. Может быть, именно сейчас девочкам угрожает опасность! Мало ли отморозков на трассе?!

Эта мысль все еще резонировала в мозгу кривляющимся эхо, как двери подъезда отворились, выпуская на заснеженный двор Елену и Бориса.

Проходя мимо дрожащей от холода Ольги, Елена демонстративно поджала губы.

Супруги решительно зашагали в сторону машины, и Ольга с отчаянием поняла, что разговаривать с этими людьми не имеет смысла. Кто она им? Никто… А они, во всяком случае, законные опекуны деток. Тех самых деток, которых она, невзирая ни на что, полюбила всем сердцем, когда ее сына и мужа застрелил какой-то псих…

«Все равно нужно пойти наверх. Поговорить с Марией. Раз Дима остался там, значит, за детей еще отвечают Мария с этим одноруким пьяницей», – решила Ольга.

И вновь она не зашла в дом – по улице мимо торопливо прошествовала невысокая женщина, держа за руку пухлую девочку. Что-то в ней показалось знакомым Ольге, и когда мама с дочкой уже двинулись дальше, ее осенило:

«Школа. Эта девочка из одного класса с Мариной!»

– Постойте! – крикнула она, и женщина удивленно остановилась.

Ольга буквально бегом направилась к ним.

– Извините…

Женщина недоверчиво разглядывала ее, и Ольга торопливо спросила у замершей девочки:

– Ты случайно не с Мариной Титовой в одном классе учишься? Прости, не помню твоего имени.

Помедлив, девочка проговорила:

– Да, мы с Мариной в одном классе. А я Варя.

– В чем дело? – недовольным тоном спросила мать. – Мы спешим. Кто вы?

– Понимаете, Марина с младшей сестрой не вернулись из школы… Может, ваша дочка видела их после уроков?

Теперь мать уставилась на дочь.

– Варя, отвечай, – потребовала она.

Замявшись, девочка проговорила, глядя куда-то в сторону:

– Мы были в одном автобусе. Потом…

Она шмыгнула носом, словно желая потянуть время.

– Что потом? – нетерпеливо поторопила Ольга. – Ну?!

– Не повышайте голос на мою дочь, – холодно произнесла женщина и положила Варе руку на плечо:

– Не волнуйся. Просто скажи, что ты знаешь.

– Они с сестрой вышли раньше, – промямлила Варя, все так же потупив взор. – Я их в окно видела.

Ольга почувствовала, как внутри что-то зацарапалось.

– Зачем?!

Варя пожала плечами.

– Где? – бледнея, спросила Ольга. – Где они вышли?!

– Не помню, – выдавила девочка. – Кажется, где-то на середине дороги…

– До железнодорожного переезда? – уточнила мать. – Ну же, дочка!

Варя неопределенно покачала головой:

– Я не помню.

Ольга вплотную склонилась над девочкой.

– Это очень важно. Ты понимаешь, что с ними могло что-то случиться?

Вздохнув, Варя неуверенно проговорила:

– Кажется, это было перед тем, как дорога раздваивается.

Ольга выпрямилась, пытаясь унять сумятицу, царящую в голове.

Зачем девочки вышли на половине пути? Решили зайти к кому-то в гости?! Но ведь их опекуны уверяли, что сестер предупредили о своем приезде! Трудно предположить, что дети стали бы гулять после школы, зная, что их ожидают дома!

– Извините, нам пора идти, – сухо произнесла мама Вари, и, развернувшись, они быстро зашагали прочь.

Ольга успела перехватить беглый взгляд девочки напоследок.

«Она что-то знает. Знает, но боится сказать», – кольнуло в мозгу.

* * *

Сапог взирал на распростертое тело Керосина с исступленной яростью. Этот гаденыш хихикал до последнего, даже когда он наступил ему на окровавленное лицо. Уголовник ударил его в висок, и Керосин вновь потерял сознание, обгадившись перед этим. Грязный, перемазанный дерьмом и кровью, он валялся у дверей гаража, в рваной засаленной рубашке и с расстегнутой «ширинкой», источая зловонные миазмы смерти. Обрезанная пивная банка с остатками ядовитой смеси валялась тут же.