– Тут и кнопки есть! – воскликнул Филипп, подойдя вплотную к доске.

– Ничего не трогай! – крикнул майор.

Козлова тем временем и след простыл. Так и остался Юмин с Филиппом в одном помещении без надежды, что его стажер займется полезной работой…

Следующую часть дня Юмин провел за бумажной волокитой. Филипп пытался помогать ему, но на деле только мешал и задавал глупые вопросы. В конце концов, к тому времени, как Юмину удалось закончить текущие дела, стажер тихо и мирно прикорнул за столом, положив голову на руки.

На пробковой доске в самом верху красовался безликий человеческий портрет, рядом с которым кнопкой был прикреплен клочок бумаги с надписью «кто ты?». От него отходили пять нитей, ведущих к жертвам, которые точно погибли от окровавленных рук Спасителя.

Одной из них был покойная невеста Юмина. Ее выловили из Невы около Петропавловской крепости. Тело Марии целиком забальзамировали, все органы из него вытащили.

Вторая – молодая девушка по имени Варвара Лачугина, студентка первого курса медицинского колледжа. Совсем юная и амбициозная. Ее также нашли в Неве, рядом с бульваром Стеклянного городка. Темные волосы, пустотные глаза. Неестественная поза, которую придали телу путем бальзамирования, странная одежда, чем-то больше напоминающая православную, метка на плече и полное отсутствие органов.

Третьей была девушка постарше, студентка второго курса стоматологического университета Наталья Алимова. Такие же темные, как зола из печи, волосы, стройная, амбициозная и… навсегда забальзамированная. Такая же странная православная одежда и клеймо на груди. Органы, как и у предыдущих жертв, вытащены, а поза – неестественно странная: одна рука поднята, вторая чуть опущена, словно девушка что-то рассматривает. Ее нашли у подножия Кронштадта. Некая дама с собачкой решила пройтись чуть ближе к берегу, наслаждаясь прекрасным весенним теплым утром.

Четвертой была девушка с золотисто-красными, как спелые наливные яблоки по осени, волосами. Таким образом она выделялась из всего списка жертв Спасителя. Звали жертву Александра Рогаткина. Ее также нашли вблизи воды, под Старо-Калинкиным мостом, с теми же особенностями, со схожим клеймом в форме креста.

Пятую, Нелли Воркину, сбросили с Благовещенского моста. Тоже студентка, но уже третьего курса и педагогического университета. В руках у нее была обычная папка, намертво пришитая к пальцам, с одним-единственным файлом, в который был вложен предварительно, как показала экспертиза, заламинированный лист с надписью «Спаситель».

Все жертвы были разными, но их объединяли несколько фактов: все они были студентками, православными, в той или иной степени верующими, и получили клеймо в форме православного креста.

Когда Юмин закончил со схемой, он отошел от доски на три шага, поставил руки на бедра и еще раз оглядел проделанную работу. Майор всматривался в доску и карту Санкт-Петербурга, которая… вроде как указывала на что-то.

В голове следователя что-то щелкнуло. Он взял темную ниточку и начал прокладывать новые линии, чтобы новая картина не сливалась с предыдущей. Шаг за шагом, движение за движением – и вот картинка на пробковой доске приняла другой вид. Теперь было отчетливо видно, что с запада, где располагается Кронштадт, и до бульвара Стеклянного городка вырисовывается православный крест. Немного кривой, но все же похож.

– Похоже на крест! – воскликнул Филипп, который недавно еще сопел на столе майора.

– Да что ты? – с раздражением в голосе отозвался Алексей, пытаясь игнорировать своего стажера, хотя получалось это плохо.

– Да, – твердо ответил паренек. – Похоже, орудует какой-то фанатик!

Мысль Филиппа впервые понравилась Юмину.

– Продолжай, – велел он, позволив стажеру высказаться – вдруг у паренька котелок стал варить?

– С учетом того, что мы нашли, и беря в расчет все факты…

– Ближе к делу, Филя! – строго перебил Юмин стажера.

– Да, простите…

Паренек встал из-за стола и подошел к пробковой доске.

– Все эти места совершенно не связаны между собой, так?

Юмин кивнул.

– И даже если рассуждать с точки зрения местоположения тел жертв, то все равно их связь между собой не очевидна.

– И? Почему ты считаешь, что так работают фанатики?

– Ну как же, вы не видите?

Стажер и майор встретились взглядами.

– Нет. Покажи.

– Крест этот – православный. А все маньяки-фанатики выходят из религиозных сообществ. Я еще такое в сериале видел!

Юмин смотрел на паренька стеклянным взглядом. Ему хотелось придушить его здесь же, около пробковой доски. Но вместо этого он сказал:

– Иди домой. Уже поздно. Отдохни.

– Но фанатики…

– Это приказ! – четко отрезал Юмин.

Филипп замолчал. Развернулся и, попрощавшись, вышел из кабинета и тихо закрыл за собой дверь.

Юмин вздохнул с облегчением. Раньше из-за грызущего внутренности горя майор не видел картину под таким углом. Но теперь все изменилось. И эти перемены послужили новым глотком для майора, неведомой доселе новой силой, которая наполнила его сердце, и смелость и отвага растеклись по всем жилам. С чувством гордости Юмин доделал бумажную работу, а вечером, когда штаб немного опустел, он решил, что можно сегодня переночевать дома.

Дорога до дома заняла немного времени. Войдя в холодную квартиру, Юмин нажал пальцем на белый выключатель, который характерно щелкнул в коридоре. Тусклый свет от желтой лампочки заполнил помещение. В квартире было тихо, лишь жужжание реле холодильника разрывало глубокое молчание других вещей. Ощутив прожигающее до костей одиночество, Юмин стиснул зубы и, разувшись, направился на кухню.

По пути он зашел в супермаркет и купил продукты быстрого приготовления, хотя полуфабрикаты и фастфуд Алексею не нравились. Но ему нужно было доделать кое-какие отчеты, которые он скинул себе на флешку, чтобы как можно быстрее подготовить весь имеющийся материал для работы.

Увидев в раковине грязную посуду, Юмин тихо вздохнул. Эта дурацкая привычка раздражала. Засучив рукава белой рубашки, Алексей быстро перемыл посуду, хотя рядом стояла посудомоечная машина, которую он купил своей тогда еще живой невесте. С того момента, как умерла Маша, он ни разу ее не включал. Не пользовался ею, да и не хотел пользоваться. Подавив в себе чувство горя, Юмин закинул в микроволновку еду и пошел переодеваться.

Он все никак не мог выбросить из головы мысль о том, что расследование не просто пошло – побежало так, как масло размазывают по хлебу. Это и радовало майора, и в то же время пугало, ведь ранее дело шло гораздо тяжелее.

Наутро, когда солнце едва продиралось сквозь хмурые тучи, следователь собрался навестить студентку, которая работала волонтером с Ладой Табаковой в ту роковую ночь. Улочки Санкт-Петербурга, как и всегда, были наполнены туманностью и сыростью. Следователь уже предупредил руководство университета, что навестит студентку, поэтому времени у майора было не так много, чтобы узнать то, что ему было необходимо.

Доехав до университета – старого здания с обшарпанным фасадом и грациозными меловыми колоннами, – майор сразу же зашел внутрь. Охрана провела его в приемную ректора, и майор стал ожидать приглашения. Приемная была наполнена ароматом дешевых женских духов, которые, по всей вероятности, блондинистая секретарша приобрела на маркетплейсе. Юмин подметил, что секретарша одета скромно, но старается следовать моде. Юмин рассматривал приемную, чтобы хоть чем-то занять время. Сколько ему придется тут просидеть, одному черту известно. Университет, в котором училась Лада, не блистал дорогим интерьером. Напротив, руководство этого учебного заведения старалось сохранить его первозданный вид. Об этом говорил, в частности, красный обшарпанный паркет, который, сколько раз ни покрась, все равно бледнеет со временем. Кремовые стены выглядели бледно на фоне паркета, а штукатурка никак не могла скрыть вмятины и трещины на них. Двери тоже не меняли – огромные, деревянные, с инкрустированным стеклом в центре полотна и огромными металлическими ручками.

– Алексей Анатольевич? – мужской баритон прервал раздумья майора.

Он сразу же кинул взгляд на мужчину, который появился перед ним. Первыми попались на глаза следователю начищенные до блеска черные туфли размера сорок третьего, не больше, не по размеру черные брюки и строгий пиджак такого же оттенка. Руки были засунуты в карманы брюк, что, несомненно, говорило либо о сдержанности мужчины, либо о внутреннем переживании. Майор поднял глаза. Серебряная седина уже тронула светлые волосы, глубокие морщины избороздили лазурные глаза, которые смотрели на следователя с усталостью. Тонкие губы скривила изучающая улыбка.

– Петр Прокофьевич?

– Все верно.

Юмин поднялся, и они с ректором обменялись крепким рукопожатием. Майор сразу же почувствовал шершавую ладонь, а также краем глаза заметил небольшие царапины. Юмин определил, что мужчина не только академик, параллельно он еще занимается тяжелой работой, возможно, чинит обувь или же он