дядя Гора, – Лекса вновь вскинула на меня свои зеленые глаза и захлопала ресницами, сбрасывая последние капли слёз. – Может, просто сказка?

– Сказку, так сказку, – когда её сердечко перестало колошматиться, я выключил свет и снова пошёл к кровати. – А есть какие-нибудь книжки? А то на память я помню только последний квартальный отчет.

– Да! – Лекса взвизгнула и потянулась к рюкзаку, спрятанному под подушкой, откуда достала книгу. Я снова испариной покрылся! Флешбэк поймал… В каждой новой семье старался держать в зоне видимости свои вещи, чтобы когда взрослый наиграется, можно было быстро собраться и ничего не забыть. – Вот… Мы с мамой остановились на семьдесят пятой странице.

– Договорились, – я немного растерянно смотрел на кровать, не понимая, что делать дальше… Но на помощь мне пришла Лекса. Она отодвинулась к середине, поправила подушку и, чуть подумав, скинула рюкзак на пол, а потом так смело похлопала по краю кровати, куда мне следовало прилечь.

Чёрт…

Я перевернулся, положил под спину подушку, лёг рядом и включил ночник. Пальцы дрожали, не слушались, трижды прошёл мимо нужной страницы, и помог мне только загнутый уголок.

– Вот здесь, – Лекса ткнула в нужный абзац, а потом уложила голову мне на плечо, и вновь тепло стало. Захотелось даже нажать на паузу, только бы запомнить это мгновение навсегда…

«– Вот тебе азбука. Учись на здоровье.

– Папа Карло, а где твоя куртка?

– Куртку-то я продал. Ничего, обойдусь и так… Только ты живи на здоровье…»

Глаза бегали по строчкам, я всё дальше и дальше погружался в текст, пока не услышал мирное сопение. Лекса спала, как ангелок, крепко сжимая мою руку. Я уже не читал, выключил свет, понимая, что не имею права встать и потревожить беспокойный детский сон.

Не знаю, сколько прошло времени, но очнулся от тяжелый мыслей, лишь когда ощутил знакомый холод. Девочка разжала свои пальчики и перевернулась на другой бок.

Что происходит? Почему мне кажется, что все её чувства и эмоции считываются мной болезненно точно? Откуда это дикое единение?

– Сладких снов, – еле слышно прошептал я и поправил одеяло, а потом встал, намереваясь выйти. Но отвлек меня тот самый рюкзак, лежавший в луче света из приоткрытой ванной, и груда фотографий, высыпавшихся из него…

Глава 16

Уснул я только под утро, но как-то бестолково, тревожно. То и дело просыпался, вновь берясь за стопку фотографий.

Сначала мне было стыдно… Алекса, наверное, сама должно показать мне их, а то получается, что я просто их украл?

Но это было неважно. А важно было то, что Марта будто специально подобрала фотографии, чтобы погрузить меня в прошлое. Началось всё с нашего двора, где выставляли длинный стол и отмечали праздники дружным коллективом. Затем футбольное поле, косоногие трибуны, смеющиеся мальчики, гоняющие мяч…

А дальше Марта. Маленькая, хрупкая, на тонких ножках и с беззубой улыбкой. Счастливая, вечно смеющаяся и румяная. И среди этих воспоминаний был и я. Худосочный, лохматый и длинный, как шпала.

На одном из фото мы с Мартой сидели на качелях и смеялись, обнимая друг друга так, словно нас пытались разлучить. Я помнил этот день… Он был последним из радостных, потому что на следующий день маме стало плохо.

Дальше в фотографиях случился какой-то провал, будто кусок жизни был вырван. И следующее фото было сделано на выпускном. Марта держала аттестат, медаль и улыбалась как-то вымученно. На голове два больших белых банта, форма и длинные гольфы. Вот только взгляд был тусклым, потухшим, будто жизни в ней уже не было. Я бы даже и не узнал ту хохочущую девчонку в этом грустном подростке. Но это была она.

И снова кусок жизни отсутствовал, потому следующей была Лекса. Крошечный кулёк, завёрнутый в розовое одеялко, и пустышка в форме ромашки. Она щурилась, хитро смотря в объектив камеры.

Но шок я испытал на следующем фото…

Меня в воздух подбросило, будто подо мной шашка взорвалась! Смотрел на кудрявую Лексу, сидящую на старом велюровом диванчике, и поверить своим глазам не мог. Рванул в кабинет, с пятого раза ввёл код от сейфа, а потом вышвырнул самые важные документы, пока не наткнулся на небольшую коробку.

Это был сейф в сейфе… Держал её, не скрывая тремора рук. В последний раз я открывал её лет десять назад, когда окончательно встал на ноги. Там хранились уцелевшие фото, которые додумался прихватить, прежде чем отправиться в чужой город, и важные для меня мелочи.

Трясущимися пальцами отрыл самую старую фотографию, где я сидел точно на таком же диване и точно так же заливисто хохотал. Мои волосы были темными, но один в один такими же кудрявыми.

Тут и к бабке не ходи, что малыши были из разных временных интервалов, вот только лица у них были абсолютно одинаковы. Включил лампу, поднёс два снимка и ещё час пытался найти отличия! Но ничего не находит. Одно лицо!

Мне стало дурно… Сердце дубасило по рёбрам, паника сжимала горло, хотелось орать и крушить всё вокруг! Но не мог, потому что на втором этаже спал измученный ребёнок. Мой ребёнок.

Какого чёрта?

С этими мыслями я и прокрутился в кровати до самого утра. То засыпал, то вновь вскакивал, пытаясь отдышаться. Периодически заглядывал в соседнюю комнату, только бы убедиться, что не сон это.

А самое гадкое, что у меня нет ни единого инструмента для решения этой загадки прямо сейчас!

Телефон пискнул, когда я вышел из душа.

Катерина каждое утро писала меню завтрака, чтобы я выбрал сам. Но сегодня у нас был спецзаказ. Я быстро ответил ей, надел спортивный костюм, а потом аккуратно вошёл в комнату, положив фотографии так, как они лежали вчера, а затем спустился на первый этаж.

Катерина уже вовсю жужжала миксером, а при моём появлении всплеснула руками.

– Горислав Борисович, это же была не шутка? Клубничный торт?

– У Алексы сегодня день рождения, поэтому пусть будет так, как она хочет, – я сам подошёл к кофемашине, чтобы не отвлекать Катю от дел. Скоро Лекса проснётся, и лучше бы торту быть готовым. А то получается, я обманул её?

К моменту, когда кофе был готов, на кухню вошли две Катины помощницы, которых она вызывала только по праздникам.

– Горислав Борисович, я вам устрою шикарный праздничный завтрак, не переживайте, – женщина похлопала меня по плечу, явно намекая, что лучше бы мне не мешаться под ногами.

И я ушёл в кабинет. Вот только настроение было явно нерабочее, а ещё карман прожигала пара фотографий, вернее, одна фотография и копия,