моей жизни! – она подпрыгивала, нарочно поднимая кружево платья в воздух. Вертелась, кружилась, взметая искрящиеся на солнце рыжие локоны. – Как жаль, что мамочки с нами не было…

– Ну а теперь самый главный подарок, – я подмигнул ей и помог сесть в детское кресло.

Лекса всё поняла, притихла, не издавая ни звука. Смотрела в окно, улыбалась и прижимала к себе плюшевого медведя. А когда вдали показалось серое здание клиники, зарылась носом в игрушку, только бы не показывать слёз.

– Идём, Лекс, – я открыл дверь, помог расстегнуть ремни, а девочка по привычке перебралась мне на руки. И снова её шелковые волосы щекотали щеки, снова холодные пальчики пощипывали кожу, снова этот страх, забирающий всю радость дня.

Петрович лично вышел встречать, проследил за тем, как нас переодели в стерильное медицинское одеяние, и повёл в сторону палаты.

– У тебя, говорят, сегодня день рождения? – доктор достал из кармана плитку шоколада и протянул Лексе. – Вот тебе ещё один подарочек, твою маму уже перевели из реанимации в палату, поэтому ты сможешь войти и поцеловать её.

– Правда?

– Правда…

Мы шли на цыпочках, не создавая ни единого шума. А когда остановились у огромного окна, выходящего в палату, Лекса выдохнула…

Марта сидела на кровати, обнимала себя руками за плечи и смотрела в окно. На её лице ещё была кислородная маска, но девушка была в полном сознании, поэтому просто не могла не отреагировать на наше появление.

– Мамочка, – зашептала Лекса, оборачиваясь к доктору.

– Да входите, чего уж тут… – Петрович открыл дверь, впуская меня с девочкой на руках.

– Мамочка… Мамочка! – Лекса говорила тихо-тихо, помня предупреждения доктора, только бы не потревожить.

– Лёка, – Марта стянула маску, протягивая руки к дочери.

Мне только и оставалось, что опустить ребёнка на кровать, чуть придерживая её на весу, чтобы не упала на ещё слабую мать. Они обнялись, но так аккуратно, почти невесомо. Целовали друг другу носы, что-то шептали, обливались слезами и выглядели абсолютно счастливыми.

Марта зарумянилась, сбросив смертельную бледность с лица. Даже пыталась улыбаться, маскируя боль от каждого движения за слезами. Но я-то всё видел, поэтому аккуратно поднял Лексу и усадил себе на колено.

– Привет, Марфа, – эти слова были самыми трудными.

– Привет, Горыныч, – выдохнула она и закрыла глаза, но только на мгновение, чтобы набраться сил. – Спасибо тебе за всё. Она улыбается…

– Мам, а хочешь я расскажу, как прошёл мой день? – залепетала Лекса, стирая всю неловкость момента. И на нас хлынул шквал детских эмоций. Она вспомнила и про сказку, которую я ей читал перед сном, и про торт с клубникой, и про пустой зал кинотеатра. И самое забавное, что она не рассказала ни про подарки, ни про домик для кукол, потому что в детской душе материальное – это глупость и ерунда. Пока… но скоро она повзрослеет и будет плакать, не сумев получить желаемую сумку. Или не будет…

– Дочь, а принеси мне водички? – прошептала Марфа, незаметно стирая слёзы. Она вскинула на меня глаза, полные яркой зелени моря, и снова попыталась улыбнуться. Посмотрел на прикроватную тумбу, где стояли графин и стакан с трубочкой, но Марфа вдруг схватила мою ладонь и сжала. Слабо, почти неощутимо…

– Хорошо, мамочка, – Лекса соскользнула с моих колен и бросилась к Морозову, требуя найти доктора. Юрка понял всё мгновенно, закрыл за собой дверь и, взяв девочку за руку, вывел из палаты…

Глава 18

– Гора, – выдохнула Марта, продолжая сжимать мою ладонь. Она рыдала тихо, буквально заливаясь слезами. Они водопадом катились по лицу, шее, путаясь в голубой больничной сорочке. И не было в этом ни капли наигранности, ни доли фальши. Ей было стыдно и больно.

– Марта, мне доктор голову открутит, если увидит, что ты плачешь. А ещё он больше не впустит Лексу, пока ты полностью не восстановишься. Поэтому давай отложим этот разговор, – собственными руками затягивал петлю на своей шее. Ещё вчера казалось, что умру, если не узнаю всей правды! А сейчас самостоятельно откладываю этот момент?

– Нет! Я больше и дня не вынесу, – Марта словно собралась, стерла слёзы и отвернулась к окну, начав свой рассказ.

Марта

Знаешь, а ведь моя жизнь поделилась на до и после… И отправной точкой стал тот июньский день, когда тебя забрали в детский дом.

Это совпадение чистой воды, конечно. Но тогда я поняла, что как раньше ничего не будет.

Маму уволили, бабушку похоронили. Казалось, наш город медленно вымирает, лишается права на жизнь, на смех, на счастье. Все дворы заполонили пьяницы, подростки стали превращаться в хулиганов, жители вдруг начали запирать квартиры на все замки, но от участившихся краж это всё равно не спасало. Я была слишком маленькой, чтобы понять всю суть круговорота горя, жила в своём мире, писала тебе письма.

– А ты знаешь, я тебя любила с самого детства, – всхлипнула, но вовремя поймала слёзы, только бы Горозия не ушёл… Не так должно было звучать признание, хоть в детской, но всё же любви.

Обернулась, всматриваясь в родные признаки того мальчишки из соседней квартиры. Да, передо мной сидел взрослый, красивый и немного пугающий мужчина, вот только я всё равно видела своего Горыныча.

– Всей душой, всем сердцем. Ты был для меня принцем. Перед сном я фантазировала, представляя нашу свадьбу на берегу озера. Видела проплывающие кувшинки, шелковые ленты, повязанные на цветущих яблонях, и тебя… В голубом костюме и с розочкой на кармане пиджака. А потом тебя не стало…

Мама запуталась в горе и безработице, поэтому и начала пить, а через год привела дядю Валеру, местного участкового. Он быстро обжился в нашей квартире, сначала убрал все фотографии отца, а потом и мои. И в какой-то момент это мы стали ощущать себя в гостях, а не он.

Когда мама бралась за ум, то вдруг дядя Валера вспоминал про какой-то праздник, и на столе появлялись пельмени, бутылка водки и компания друзей. Все пили, но только не он… Он смотрел на все происходящее, довольно улыбаясь. И все его устраивало в этой жизни, пока он не заметил, что я повзрослела…

С четырнадцати лет я работала. После школы бежала в подвал, куда все алкаши и карманники стаскивали наворованное барахло, а в конце дня появлялись какие-то мужики и выкупали то, что более-менее было ценно. Дядя Валера приезжал, контролировал, забирал выручку, пугая, чтобы не вздумала красть его деньги.

Дальше – больше… Его повысили, и наша жизнь стала медленно превращаться в ад. Понимала, что он связан с криминалом, по ночам к нам