— Я скучаю по папе, — сказала она.

— Я знаю, иногда и я тоже, — ответила мама, немалоудивив этим дочь. Затем она твердо произнесла: — Мы найдем его, Поппи. Он сразуже приедет.

Поппи очень надеялась, что так и будет. Она боялась, что неуспеет встретиться с ним.

Только через час после обеда у Поппи появилась возможностьпозвонить Джеймсу: Фил и Клифф уехали по делам, а миссис Хилгард решила немноговздремнуть.

— Сейчас приду, — сказал он. — Я сам войду,не беспокойся.

Спустя десять минут, когда он входил в спальню, Поппи почувствоваластранную робость. Все изменилось в их отношениях. Они уже не были простодрузьями.

Они даже не поздоровались. Едва он открыл дверь, их глазавстретились, и долгое бесконечное мгновение они просто смотрели друг на друга.

На этот раз бешеное сердцебиение, которое Поппи всегдаощущала при приближении Джеймса, оказалось сгустком чистой радости и счастья.Он тревожился о ней, Поппи читала это в его глазах.

«Подожди, — шептал ей внутренний голос, — небросайся ему на шею. Он беспокоится о тебе, но он не сказал, что любит тебя.Это большая разница».

«Заткнись», — скомандовала Поппи своему внутреннемуголосу. Вслух же она произнесла:

— Почему Фил не должен знать о твоем приходе?

Джеймс бросил ветровку в кресло и сел на край кровати Поппи.

— Понимаешь, я просто не хочу, чтобы наспрервали, — сказал он, словно извиняясь. — Как боли, npошли?

— Прошли, — ответила Поппи. — Разве это неудивительно? Прошлой ночью они даже не разбудили меня, как обычно. И ещекое-что. Мне кажется, я… я начинаю читать чужие мысли.

Джеймс улыбнулся, совсем чуть-чуть, уголками губ.

— Это хорошо, а то я волновался.

Он поднялся, чтобы включить музыкальный центр.

— Я боялся, что вчера ты получила мало крови, —тихо сказал Джеймс. — Сегодня ты должна получить больше, в я тоже.

Поппи почувствовала внутренний трепет. Ее решимостьиспарилась, она по-прежнему боялась, но теперь уже последствий того, что ониделают. Ее пугали изменения, которые происходили в ней самой.

— Единственное, чего я не понимаю, почему ты не делалэтого раньше, — она легко произнесла эти слова, но, выговорив их,осознала, что вопрос этот важный.

— Я хочу сказать, ты ведь делал это с Микаэлой идругими девушками, да?

Джеймс отвел взгляд, но ответил не раздумывая:

— Я не обменивался с ними кровью, хотя и пил их кровь.

— Но не мою.

— Да, это так. Как тебе это объяснить?

Он взглянул на нее.

— Дело в том, Поппи, что кровь можно пить по-разному.Мы делаем это только, чтобы не умереть от голода. Так гласит Закон, иСтарейшины строго следят за его соблюдением. При этом полагается испытыватьтолько удовольствие от охоты. И это все, что я чувствовал… раньше.

Поппи кивнула, хотя и осталась недовольна этим ответом. Онане отважилась спросить, кто такие Старейшины.

— Кроме того, это очень опасно. Если это делать сненавистью, то можно убить человека.

Поппи стало почти смешно.

— Ты не способен на убийство.

Джеймс пристально посмотрел на нее. На улице было облачно, ипо комнате разливался тусклый белесый свет. Джеймс казался необычайно бледным,его глаза вновь приобрели серебристый оттенок.

— Я убил, — мрачно, без всякого выражения сказалДжеймс — Я убил человека. Мы не обменялись кровью, и этот человек не смог статьвампиром.

— Тогда у тебя должна была быть причина, по которой тыэтого не сделал, — просто сказала Поппи.

Джеймс так посмотрел на нее, что она вздрогнула.

— Я знаю тебя.

Она знала и понимала его, как никого на свете.

Джеймс отвел глаза.

— У меня не было причины, но были… смягчающиеобстоятельства. Можно сказать, меня принудили. Но меня до сих пор мучаюткошмары.

Джеймс казался печальным и усталым.

«Это царство одиночества, и оно полно тайн, — подумалаПоппи». — И Джеймс должен был хранить самый страшный секрет, хранить отвсех, даже от нее».

— Это ужасно! — воскликнула Поппи, совершеннозабыв о том, что их могут услышать. — Я хочу сказать, это ужасно: всюжизнь держать это в себе, никому не открыться, все время притворяться…

— Поппи! — Джеймс вздрогнул от охватившего еговолнения. — Не надо…

— Не надо тебя жалеть?

Он покачал головой.

— Раньше меня никто не понимал.

Немного помолчав, он добавил:

— Как ты можешь волноваться за меня, когда с тобойсамой случилось несчастье?

— Думаю, потому что ты мне не безразличен.

— А я думаю, что по этой же причине я обращался с тобойиначе, чем с Микаэлой или Жаклин.

Поппи смотрела на безукоризненные черты его лица, нашелковистые волны каштановых волос… и у нее перехватило дыхание. Скажи: «Ялюблю тебя», беззвучно попросила она. «Скажи!»

Но пока их ничто не связывало. И Джеймс не подал виду, чтопонял ее. Он вдруг стал резким и деловитым.

— Нам лучше начать сейчас же, — сказал он,поднялся и задернул занавески. — Дневной свет уменьшает силу вампиров.

Поппи воспользовалась паузой, чтобы подойти к музыкальномуцентру. Звучала как раз голландская застольная песня. Под эту музыку, пожалуй,смогли бы плясать нидерландские шкиперы, но ее вряд ли можно было назватьромантичной. Поппи нажала на кнопку, и пространство комнаты заполнила печальнаяпортугальская мелодия.

Она задернула легкий полог кровати, и они с Джеймсомоказались в собственном маленьком мире, сумрачном и уединенном.

— Я готова, — тихо сказала она, и Джеймснаклонился к ней.

Даже в полутьме она чувствовала гипнотизирующее воздействиеего глаз. Они казались окнами в другой мир, далекий и волшебный. «Мир ночныхлюдей», — подумала она, и подняла подбородок, когда Джеймс заключил ее всвои объятия. В этот раз она ждала прикосновения его клыков, и оно показалосьдаже приятным. Но лучше всего было то, что их мысли снова слились в немойбеседе. Чувство единения, целостности пронизывало ее подобно звездному свету.Она снова чувствовала, как они проникают друг в друга, сливаются воедино,растворяются… Она чувствовала, как ее пульс бьется в нем.

Ближе, ближе… И тут она почувствовала, что ее отталкивают.

Джеймс? Что случилось?