– Ты, дорогой мой, думай, что делать? – это Котяра прошипел.

– Ихнего машиниста надо заставить.

– Заставишь его! Не кормим, не поим, а он ни в какую. Не сдается.

– Морду ему набить!

– Набили уже. Два раза.

– Что же делать, братцы?

– А может… Это… Пацану этому поверить?

– Сдурел? Завалит нас под откос со всеми бабками.

– А что? Вон в Америке пацаны самолеты водят – и ничего, получается…

– Надо попробовать, братцы. Может, этот пацан на детской железной дороге ошивался. Ну-ка, покличь его!

– Сюда нельзя! Ты что? Пацан шустрый, глазастый. Сам схожу…

Через секунду мы снова валялись в траве по другую сторону состава. Как ни в чем не бывало.

Котяра появился в дверях.

– Эй! Пацан! Иди ко мне!

– Больно надо! – фыркнул Алешка.

– Ладно тебе, – примирительно, даже немного виновато мурлыкнул Котяра. – Я был не прав. Ты в самом деле в поездах разбираешься?

– Запросто! Я в Кратове…

– Что за Кратова такая?

– Там настоящая детская железная дорога, – терпеливо, как дураку, пояснил Алешка. – Я два лета там состав водил. У меня и дед машинистом был. И отец – машинист.

– Что врешь-то? – рассердился Котяра. – Твой отец – мент!

– А это не мой отец! – засмеялся Алешка. – Попутчик.

– Еще больше врешь, дорогой мой. Какой еще попутчик?

– Случайный. Ему нас наши родители подсунули. Ему, как полковнику, бесплатный провоз детей полагается. Дорогой мой…

Котяра призадумался. И было над чем. Мы еще тогда не знали, а он угрожал папе: «Учти, мент, тут твои дети в поезде. Как бы с ними чего не случилось». «Ну-ну, – ответил папа, – только это не мои дети. Попутчики». Совпало! Только мы еще этого не знали.

– Ладно, – Котяра махнул лапой. – Пошли в кабину, дорогой мой. Я тебя проверю. Если справишься, пять баксов заработаешь. Если набрехал, дорогой мой, оборву ухи. Обои. Вернее – все четыре.

Это он, наверное, еще два моих прибавил.

Мы забрались в поезд и пошли по вагонам за Котярой. По дороге мы обогнали группу «сборщиков». Они, с двумя сумками в руках, продвигались медленно. И, судя по всему, дело у них не очень-то спорилось.

Пассажиры сообразили попрятать свои деньги в купе и отдавали бандитам всякую мелочь – она так и брякала у них в сумках на каждом шагу.

Но и бандиты были не промах. Там, где им сдавали мало денег, они выгоняли пассажиров в коридор и делали в купе обыск. И, как правило, что-нибудь находили.

Котяра на ходу поинтересовался, как идут дела, какие успехи.

Один из бандитов встряхнул сумку – в ней звякнуло.

– Дурак! – бросил на ходу Котяра. И мы пошли дальше.

В кабине машинистов Алешка сразу же произвел выгодное впечатление своим уверенным видом и решительными действиями.

Он уселся в кресло, нахмурился, как профессор медицины перед сложной операцией.

– Так… Даю напряжение. Проверяю выходные данные сигналов. Отключаю стояночные тормоза. – Все эти загадочные фразы он сопровождал щелканьем тумблеров и нажатием кнопок. Под его руками кабина оживала – заиграли огоньки на пульте, что-то тихо зажужжало. С мягким шумом поднялись пантографы.

Алешка снял с пульта микрофон и важно произнес:

– Внимание, обожаемые пассажиры. Даю отправление. Соблюдайте осторожность. Не прыгайте на ходу. Начинаю движение. – И взялся за контроллер.

И, послушный ему, электровоз мягко тронулся с места, стал плавно набирать скорость.

Котяра стоял у Алешки за спиной и все шире разевал рот. Казалось, он сейчас завопит во всю кошачью пасть в восторге от порции валерьянки.

– Хорош! – сказал он. – Тормози. Можешь! Как прибудем на место – пять баксов твои.

– Пятьсот, – холодно сказал Алешка.

– Что – пятьсот? – не сразу врубился Котяра. – Это за что же пятьсот?

– За вредность.

– Твою, что ли? – оторопел Котяра.

– За профессиональную. Тут кругом блуждающие токи.

– И чего они?..

– Спиндилез вызывают. – Алешка проделал все манипуляции в обратном порядке и остановил состав. – Ищите себе другого машиниста. А я за такие бабки даже из дома не выхожу.

Научился с бандитами разговаривать. Мне даже неловко стало. И боязно. Жаль, что пистолет в чемодане.

– А что за спиндилез такой? – обеспокоенно спросил Котяра.

– Скоро узнаете, – пообещал Алешка, вставая с кресла. – Пошли, Дим.

Котяра выскочил из кабины первым и засеменил перед нами, оборачиваясь на ходу и убеждая:

– Нет, дорогой мой, не горячись. Ты же деловой человек. Так дела не делают. Твоя цена?

– Я уже сказал.

– На хрена тебе такие деньги? – не выдержал жадный Котяра.

– На молоко. За вредность.

– Ладно. Четыре сотни.

– Две вперед.

Мы уже шли по нашему вагону. Остановились у нашего купе. Котяра достал бумажник, но… Тут его взгляд упал на табличку на двери.

– Это что? – как-то безумно ткнул в нее пальцем.

– Сами знаете, – Алешка снял табличку и сунул ее под футболку.

Это была совсем не та табличка: «Не влезай! Убьет!» Это была другая. На ней была нарисована оскаленная собачья морда и написано: «Осторожно! Злая собака!»

Где-то я недавно такую видел. Но вот где? А! На «Шапито»! Но почему она произвела на Котяру такое впечатление?

Он тут же вручил Алешке деньги, сказал:

– Ну-ну, дорогой мой, – и поспешил в свой вагон.

– Маме не проболтайся, – предупредил меня Алешка. – А то еще обидится.

Еще бы! Мы ведь ее и гулять выводили! Не соскучишься с этим сорванцом.

Но в чем же волшебная сила этой таблички? Люди без совести и чести, с автоматами в руках не боятся злых собак. Они сами как бешеные собаки…

– Я тебе все потом объясню, – пообещал Алешка.

– А спиндилез? – с надеждой спросил я. – Что за собака такая?

– А я знаю? – Алешка с искренним удивлением распахнул глаза. – Какой-то дядька в кино хвалился. Я и вспомнил.

И мы вошли в свое купе.

Оно благоухало степными ароматами. Но мама была грустна, скучала без папы. Правда, была спокойна. Алешка своей табличкой обеспечил ее безопасность.

А как быть, если мама пойдет, например, в туалет? Не повесит же он табличку ей на спину?

Хотя, кто знает? Этот сорванец всегда находит оригинальные решения проблем.