я здесь оказался. Треск головы по швам свел все размышления на нет. Лучше всего в такой ситуации включить что-нибудь легкое и соответственно бесполезное, с чего не слезает половина человечества. Я зашел в интернет и движением большого пальца стал подбирать контент под предстоящий глупый, но спокойный вечер. Не удалось! То и дело мелькали намеки на страшные события в Ватикане, и когда уже пазл сложился против воли упертого неверия, то игнорировать правду стало невозможно. Довольно редкое явление в нашу эпоху.

«Покушение на Папу римского! Папа Петр II в тяжелом состоянии! Понтифик срочно доставлен в больницу с огнестрельным ранением! Террористы в центре Ватикана!» Заголовки новостных каналов пестрели пугающими словосочетаниями. Даже мое скептическое отношение к вере не помогло пережить эти события с весомой долей безразличия. Я соболезновал пролитым слезам в немой молитве. Рим почти что был затоплен.

Безразличие – это отличный выход из ситуации, когда сердце сжато как фольга. Да, это порождение многолетнего опыта, и на пустом месте оно не возникнет. И, все же, я безуспешно старался снизить болевой порог жалостливой части души, но что-то мне препятствовало. Я как будто был связан с тем, что происходит с учетом всех тщетных попыток оборвать эту связь. Накануне весь день я давал показания в полицейском участке, отчасти из-за того, что шок буквально выбил из головы все английские слова, подходящие к сложившейся ситуации, а от части установленного мною фильтра из-за боязни сказать что-то лишнее. Трудно оставаться немым, когда крик рвется наружу.

В срочном выпуске новостей показали, как оба задержанных из-за суматохи среди полицейских встретились у дверей одного участка. Прямо перед камерами голодных репортеров Лорент и Камиль вцепились друг в друга и сжались так сильно, насколько позволили наручники и пустоголовые копы, в чьих обязанностях – исключить любой контакт между обвиняемыми. Когда их начали растягивать как слипшиеся на солнце мармеладные фигурки, Лорент скривил лицо, как этого требовала выдержка обреченного человека, лишь бы не зарыдать на публике, которая не достойна его слез. Камиль же был беспристрастным, но все изменилось после первой слезы близкого друга. Француз арабского прохождения бросился еще раз в объятия, но был остановлен. Он брыкался в приступах сопротивления, словно дикая кошка. Они смело пожертвовали своей свободой, даже готовы были отдать жизни, но разлука была для них невыносима. Я заметил за пеленой безумия едва уловимый признак угасающей надежды на справедливость и понимание. Есть в мире тип людей, действующих по непостижимым законам, открытие которых пока еще бережет далекое будущее. Таких людей не любят, их сжигают на кострах, обвиняют в ереси, сажают в темницы, пытают и несправедливо арестовывают, но тот след, что они оставляют в истории, настигает угнетающих, стыдливо заглядывающих в глаза воздвигнутым монументам.

– Лорент! Лорент, слышишь меня? – Камиль кричал во все горло, – милостью Божьей, мы зажжем сегодня в мире такую свечу, которую, надеюсь, никогда не загасить!

Вся поверхность тела была захвачена мурашками. Они были повсюду, во всех изгибах и переходных местах; они прокрались вовнутрь и всполошили содержимое желудка. Рвотный позыв выкинул меня из кровати прямиком к унитазу. Это все не может быть правдой. По вискам раздавались удары. Рок судьбы сначала легонько, почти что с заботой, постукивал по голове, постепенно увеличивая напор. Сейчас же это уже не стук, а скорее избиение. Взрывное барабанное соло с дикими брейками и открытым хай-хэтом.

– Сеньор, откройте!

Звон в ушах и боль сменила дезориентация в пространстве и времени. Если меня не добьют очередные загадочные события, то, ясное дело, этим займутся полицейские. Они везде одинаковые, эти грубые руки власти.

За дверью стоял брюнет со слегка смуглой кожей. Он был в отглаженных, но слегка затертых брюках и в подтяжках, облегающих белую рубашку с закатанными рукавами. Его сверкающие глаза и ехидная улыбка отлично дали понять, что знакомиться нам не придется.

– Опять вы? – подобные встречи не идут на пользу психологическому здоровью.

– Опять я, что меня очень радует, – детектив слегка поклонился и, воспользовавшись нашим знакомством в доме Санторо, вошел в номер без приглашения.

Зоркий взгляд прошелся вмонтированным в глазном яблоке робокопа сканером по всем уголкам комнаты, от чего мне стало невыносимо, особенно, когда в поле зрения попала бутылка дешевого пойла, что успокаивала меня перед сном. Я решил прервать попытку повесить на меня ярлык обвиняемого в чем-либо:

– Чем-то могу помочь?

– Сеньор Егоров, – незваный гость повернулся ко мне лицом и достал из кармана детский розовый блокнотик, – знаете ли вы, что произошло вчера утром на площади Святого Петра? – быть в Риме и не знать о таком вопиющем случае как протест вменяемости. В его глазах я был человеком, способным на такое.

– Чего я не знаю, так это вашего имени, не под стать вам.

– Оу, простите меня, Данил, мне на секунду показалось, что в доме у сеньора Санторо мы были представлены друг другу, – хитрый лис играл в игру под названием «Я все про тебя знаю», но я решил его переиграть и победить в игре «Пошел ты…» – Гаспаро Фалько, веду дело о покушении на Папу римского.

– Или о пропаже Саманты? – я дернул не ту струну, фальшиво взял аккорд и косолапой походкой прошелся по уху новому знакомому.

Тем не менее мне казалось невероятным то, что два столь громких дела доверили одному человеку, к тому же известно, как много почтения отдают опыту работы в данных структурах. Что-то мне подсказывает, что о покушении на главу католической церкви, за дело возьмется самый опытный человек во всем Рима. Так еще и маленький розовый блокнотик намекал об инфантильности, что могло только воспрепятствовать успешному раскрытию дела. Все вокруг моего путешествия складывалось весьма странно.

– Вы не единственный, кто надо мной смеется, таких целый отдел, если не весь участок, но я уверен, что эти два дела связаны, – грустные воспоминания в едва ли заметных в сумрачной комнате глазах под конец предложения вспыхнули и оставили после себя тлеющие угли, прожигающие лицо.

– Тогда боюсь предположить, что и я как-то связан, – я бросил кости на удачу вслепую, не продумав ход.

–Возможно! – Гаспаро уставился на меня так пристально, что мне почудилось неловким само мое существование, из-за чего сработала защитная реакция в самом ее наиглупейшем варианте – дебильной улыбке.

– Я уже дал показания вашим коллегам.

– Ваши соседи по отелю стреляли в понтифика, ваш единственный друг в Риме теряет дочь с вашим появлением в этом городе, – под градом фактов улыбка медленно стекла с лица, – где вы, Данил, там и неприятности, причем масштабные неприятности, – после