– Ты что издеваешься? – Ачиль явно проявлял не лучшие стороны своего гостеприимства.

Он непременно бы выкинул меня с лестничной площадки, если бы не коп, который любезно посоветовал хозяину квартиры впустить меня, чтобы провести короткую беседу. Мне придется его еще не единожды поблагодарить, хотя бы за спасение жизни.

Молодой парень, опаленный солнцем, с щетиной и с легкой небрежностью, навеянной многолетним опытом работы, в детском розовом блокноте помечал любое важное событие, выделенное из моих речей. Он с наигранным удивлением отреагировал на тот факт, что я был рядом с семьей Санторо, хотя ранее те утверждали, что были одни, когда их сразила няня ужасной новостью. Хитрый коп пытался раскачать лодку, в которую я по неосторожности залез и все никак не мог сообразить куда мне грести. Он спросил, не показалось ли мне странным, что няня не догадалась позвонить на мобильный, а потратила столько времени на поиски родителей? Тут Ачиль не выдержал и вскипел:

– Я же говорил, что работающий телефон со звуком в базилике – неприемлемо! Мы с супругой отключили свои телефоны! ЧТО ЗА ВЗДОР?!

Приятной внешности полицейский в совсем неновом слегка помятом костюме тактично ответил, сбавив градус своим спокойствием, что хотел бы исключить вмешательства со стороны в мои ответы. Вопреки какой-то необъяснимой симпатии я к Санторо, желая восстановить дружбу, встал на сторону горюющего отца. Впрочем, моя помощь обернулась лишними дополнительными вопросами. Трудно выбрать союзника, не имея представления во что играешь. Я будто вслепую играл в шахматы, не представляя, как ходят фигуры.

В ответ я выразил свое негодование по поводу того, что представители правопорядка только сейчас взялись за это дело, хотя мы обратились в участок сразу же, как укололись о страшные вести.

– А где тогда ваше заявление? Я пришел сюда лишь по воле слухов, которым я склонен верить, и, как видите, не прогадал. Дело очень странное и запутанное. И самое непонятное, почему отец, действительно, не обратился в полицию, как следует? – Ачиль находился в крайней стадии гнева, а я в тот момент вспомнил, как он нас отправил в гостиницу, когда в участке нашли нужного представителя правоохранительных органов.

– Я буду с вами разговаривать отныне только в присутствии адвоката, а то боюсь, к концу глупого допроса, вы, доверчивый слухам, обвините меня, – хозяин опустил кипящую голову и вытянул руку в сторону, напоминая, где расположена входная дверь.

Сохраняя достоинство детектив виновато улыбнулся и воспользовался подсказкой. Что-то было в этом молодом человеке, что-то, что притягивало и уверяло довериться ему. Люди с таким сильным магнетизмом обязаны быть положительными героями, иначе тьма давно бы заволокла весь мир.

В безупречно белой рубашке, вырывающейся наружу из-под обтягивающей широкую грудную клетку жилетки, он еще раз записал мое имя и адрес проживания в маленький блокнотик, который не подходил человеку, относящемуся к своей работе серьезно. Он улыбнулся безнадежно грустными глазами и бесшумно скрылся на лестничном пролете.

– Что все это значит?! Данил, тебе же велели свалить! Даже билет оплатили!

– Что? Кто это «велел»? – в этот раз я решительно настроился добиться правдивого ответа.

– Какая разница? Ты ничего не сможешь понять! Будь добр, воспользуйся возможностью!

– Так как ты пользуешься возможностью найти Саманту?

В гостиной послышался крик и сразу же хлопок двери. Это Карлота не выдержала столь кощунственное упоминание имени дочери. Из красивой сильной женщины мать пропавшего ребенка превратилась в малахольную истеричку. Она часами закрывалась в комнате дочери и рыдала до тех пор, пока не проваливалась в судорожный прерывистый всхлипываниями сон. Если для мужчины угасание жизни заключается в потере семейного благополучия, которое он не смог защитить, то для женщины – это медленная мучительная смерть из-за потери части ее самой. Со временем боль только лишь усиливается. Она прорастает изнутри, забирая все лучшее, что раньше служило поводом для гордости: красота, ум, доброта, умение жить. Чем сильнее приближается смерть, тем быстрее растет ее аппетит. В конце концов останется лишь созерцать за угасающей свечей, что загорается при рождении и гаснет в конце каждого пути.

– Данил, я тебя прошу, для твоего же блага, забудь, не лезь в это дело. Я сам разберусь, – Ачиль осознал, что рубить сгоряча бессмысленно, только если не хотел добить супругу криками и драками за дверью, поэтому попытался успокоится и свести напряжение на минимум.

– Я уйду и больше не появлюсь, но скажи, разве этим не должны заниматься полицейские? К чему от них что-то скрывать?

– Не в этом случае, Данил, не в этом гребанном случае. Да, и что такое я скрываю от них?

– Хотя бы письмо с фото! Ведь его не просто так прислали.

Ачиль рухнул на диван, подкошенный моими словами. Он был в отчаянии. Руками схватил голову и жалостно застонал. Я попытался подойти и по-дружески обнять его, думал ему станет легче, но он лишь оттолкнул меня.

– Уходи, прошу, уходи и больше не появляйся здесь, иначе ты погубишь нас с Карлотой, – я не знал кому были адресованы слова, поскольку пустые глаза смотрели сквозь меня, – погубишь раньше времени…

Я двинулся к выходу, за дверью по ту сторону коридора было уже тихо, женский организм не выдержал и окунул сознание в омут мрачных сновидений. Неиссякаемую печаль я вынес в своем сердце закрыв входную дверь. Вышел на улицу и огляделся, потом еще раз и еще, еще… Меня никогда не покидало ощущение скрытой слежки. Самое страшное было, что они знали мою осведомленность, это им нравилось. Эта игра им доставляла удовольствие. Игра в жизнь и смерть. Игра на выживание… Игра, где невозможно победить…

8

Едва заметный миг радости поразил мое сердце, когда мои ноги загудели от продолжительной прогулки. Пустующие улицы возрожденного из пепла Содома вопили о моей непричастности к смертным грехам. Но, как только я перешел открытый участок площади и вновь нырнул в тень, сбив градус беспощадного пекла, то меня догнало осознание своей неосведомленности о местных нравах. Пробегающий мимо мальчик на ломанном английском объяснил, что скоро Папа римский явится народу, и каждый будет молить его о благословении. Перспектива увидеть нового понтифика придала бодрости и направила в сторону торжества. Буквально на секунду я задумался, что может именно там под взглядом столь приближенного духовно к Богу человеку, под общий лик толпы, двинувшейся на встречу к протянутой руке, я краем сердца коснусь благодати и обрету подобие смысла жизни. Может там я впервые вдохну свежий воздух и улыбнусь чистому небу без ведомой на то