Чем больше он размышлял о предстоящем, тем более противен был самому себе. И не потому что считал задуманное низостью, а потому что до сих с отвращением смотрел на свои руки, вспоминая, как те касались плеч ненавистной ему женщины и перебирали застежку за застёжкой на её накидке. Чтобы прогнать неприятное, Тим даже головой тряхнул и руки за спину спрятал, но память в тот момент захотела пошалить и принялась разрывать голову воспоминаниями уже не зрительными, а слуховыми.

Её голос... Её голос и эта её фраза о Джонатане... Тим брезгливо поморщился. Да как такая красивая женщина может так сладко петь о каком-то дворецком с нелепо стриженными усами? Стоп.

Андервуд застыл взглядом на противоположной стене. На ней висело охотничье ружьё, несколько чучел птиц и штук шесть набросков охотничьих сцен, сделанных тушью и углём, однако этого было явно недостаточно, чтобы вызвать всё то удивление на лице молодого человека, какое там вдруг появилось.

– Я сказал «красивая»? – задал самому себе вопрос Тим и хмыкнул. – Я точно не в своём уме, или это вчерашний удар по голове до сих пор даёт о себе знать! Брр. Доктор Уотнер был прав: с лечением затягивать нельзя. Надо срочно принять лекарство. И лучше двойную дозу.

Это решение вырвало Андервуда из объятий уютного кресла, но, вместо того чтобы отправиться к себе и выпить микстуру, Тим почему-то принялся беспокойно бродить по комнате. Даже около дверей описал круг и в вестибюль зачем-то выглянул (наверно, чтобы проверить, не идёт ли Ева). В итоге эти странствования привели Тима к довольно болезненному столкновению с длинным столом, на котором батлер Джонатан, трижды за день уже проклятый, имел обыкновение аккуратно раскладывать газеты, еженедельники и журналы, так или иначе проникавшие в Девонсайд. Иногда их читали, а иногда просто оставляли забытыми на столе, и, если не убирать, со временем в постоянно растущей стопке можно было найти много интересного раритета.

Ушиб заставил Тима очнуться. Рассеянно ухватив первую попавшуюся газету, он вернулся обратно в кресло, чтобы успокоить нервы старыми заметками о скачках. Не хватало только сигары и бокала бренди, чтобы окончательно унять возбуждение, но Тим старался об этом не думать и развернул печатные листы. Но, вместо того чтобы перейти к последней странице, посвященной новостям спорта, он вдруг, как завороженный, уставился на некролог, начинающийся сразу после статьи о рекордном посеве бобовых в этом году. В горле сразу пересохло, пальцы похолодели, и мысли о том, пришла ли к финишу первой Летучая или Цок-Цок, тут же вылетели из головы, потому что места им там совсем не осталось. 

Скомкав газету, Тим не без раздражения тут же швырнул её от себя. Но уже спустя минуту поднял, распрямил, разгладил рукой, вырвал нужную страницу, сложил листок в несколько раз и положил себе в карман, а после тяжело выдохнул.

– Мистер Андервуд, – услышал он тут же певучее и испуганно заозирался, словно был застукан за преступлением. Но, завидев уже знакомую служанку в дверях, расслабился.

– Это ты, Ева. Заходи.

Девчонка, сильно стесняясь и постоянно одергивая на себе и без того длинное платье, сделала несколько шагов и застыла напротив хозяина в кресле.

– Тебе удалось узнать, что я просил? – Ева радостно закивала головой. – Я слушаю.

– Как только я вышла из этой комнаты, то сразу пошла к Хизер, сэр. Правда, не нашла её ни на половине леди Малесты, ни на кухне, ни в комнате прислуги. Пришлось спрашивать, куда она подевалась, и никто не знал, и только Нора... Вы знаете Нору? У неё ещё правый глаз дёргается, и, когда она говорит «а», слышится «э», а когда говорит «и», слышится...

– Мне не интересна Нора, Ева, – остановил болтливую девчушку Тим. – Тебе удалось узнать о предпочтениях леди Андервуд?

– Так я как раз об этом и говорю, сэр. Хизер я так и не нашла, но Нора подсказала, что в эти часы она обычно штопает по мелочи на чердаке.

Тим скрестил на груди руки.

– И что? Хочешь сказать, что леди Малеста тоже любит штопать на чердаке?

– Что вы, что вы?! – замахала руками взволнованная Ева. – Я просто подумала, что до чердака доберусь не раньше, чем через час, потому что дел много, а потом ещё час буду болтать с Хизер, и, значит, ждать вам меня придётся ещё целых два часа, а то и больше! 

– Как прекрасно, что ты умеешь считать! – съязвил Андервуд.

– Так мне идти на чердак? Вы, если что, замолвите за меня словечко?

– Не просто идти, милашка... то есть малышка... а бежать! Бежать, как на пожар, а потом с такой же скоростью ко мне обратно. Поняла?

– Да, сэр. – Ева сделала книксен и тут же огорошила и без того огорошенного молодого хозяина. – А поцелуй будет? Братский?

В глазах Тима мелькнуло неподдельное удивление.

– А не лучше ли ещё один медяк? – предположил он, цепляясь за последнюю соломинку.

– Медяков у меня уже половина шкатулки...

Спорить и упрекать в наглости было сейчас сродни потере времени – Тим это знал, а терять время в делах любовных он не любил и не привык. Поэтому, выдохнув так, словно отправлялся служить во флот или, чего хуже, на исправительные работы к горнякам в шахты, встал, рывком притянул к себе горничную и смачно чмокнул к губы.

– Ах, – только и проронила Ева, прижав руки к сердцу, когда на ватных ногах выползла в вестибюль, прислонилась спиной к стене и закрыла глаза, позволив себе на несколько минут раствориться в приятных мечтах. 

Время ползло медленнее улитки, и Тим весь измаялся, ожидая возвращения служанки. Уже и картины на стенах рассмотрел, и газеты на столике пересчитал, разложил по датам, где самые свежие были наверху, снова пересчитал и даже цветы в вазе понюхал, общипав одну розочку, но минутная стрелка на часах словно издевалась и переходила от одной цифры к другой с такой несусветной ленью, что Тим был готов дать ей приличного пинка, лишь бы та засуетилась и вспомнила, наконец, кто она такая.

Когда силы ждать иссякли, Тим снова бухнулся в кресло и, подперев подбородок рукой, сидел, уставившись на стену напротив. Потом не выдержал, полез пальцами в карман и вытащил сложенный в несколько раз газетный листок. Развернул и снова пробежал глазами по заметке.

На первый взгляд, заметка не представляла собой ничего особенного. Некролог и некролог, каких печатают в каждом издании по сотне в год. Их зачастую и читают только, если фамилия и имя умершего вдруг оказались знакомыми. А такие, как Тим, даже заголовки не удосуживались изучить – сразу переходили к театральным новостям и прочим забавам, на которые время находилось всегда. Но в этот раз всё было по-другому...

Сэр Реджинальд Бигот, или, как называл его Тим в детстве, дядя Реджи, по происхождению был шестым графом Барбиканским, но поскольку он был самым младшим сыном в семье, то не смог унаследовать графский титул отца в те годы, в какие ему этого очень хотелось. Много лет Реджинальд провёл в Лондоне, обучаясь то делам финансовым, то юридическим, затем даже медицинским. Со временем умерло несколько его родственников, и титул графа всё-таки перешёл к нему. После этого дядя Реджи вернулся из Лондона в родовой замок и вылезал оттуда только по самым неотложным делам. А ещё к Тиму на именины, ведь, будучи хорошим другом отца Тима, сэр Реджинальд Бигот был ещё и кузеном его покойной матери. Вот и ещё одним близким человеком стало меньше. Кто следующий?