На улице в который раз прогремел гром; дождь шумел, но даже его силы не хватило бы, чтобы смыть всю ту грязь, которую чувствовала на себе Малеста. А затем к грязи прибавилась боль: руку сжали так крепко, что леди Андервуд едва не вскрикнула. И тут же дёрнули на себя, даже не дав опомниться, и прижали спиной к стене. В одно мгновенье Малеста оказалась в тесной ловушке, с одной стороны которой был равнодушный до чужих чувств камень, а с другой – Тим, не менее холодный и бездушный.

– Отпустите, – прошептала леди Андервуд.

– Ты ушла без моего позволения.

– А я не позволяла вам вести себя так развязно.

– Думаешь, я буду церемониться с безродной дешёвкой, хоть и ставшей женой аристократа?

– Уйдите.

– И не подумаю.

– Вы делаете мне больно.

– Ты это заслужила.

– Я не потерплю хамства.

– Придётся, если хочешь остаться жить в этом доме. Я восемь лет терпел тебя в нашей семье и молчал.

– Надеюсь, сейчас вы вдоволь выговорились.

– Удивлена?

– Чему? Вашей вульгарности? – Превозмогая боль в висках, Малеста вскинула голову и посмотрела Тиму в глаза. Былой нежной зелени в них уже не было. Её напрочь вытеснила чернота, в который царила давно затаённая обида. – Ничуть. Вот сейчас вы ведёте себя именно так, как и должны. А пьеска, которую разыгрывали два дня... Знайте, я могу лучше.

Это был вызов, которого Тим не мог стерпеть. Тем более от женщины. И тем более от женщины, которую ненавидел всем сердцем.

Тяжело дыша, Тим посмотрел на прижатую к стене мачеху. Загнанная лань, она всегда становилась добычей любого охотника, будь им Тим Андервуд или Джейкоб, или кто-то другой, располагающий достаточной силой или влиянием. Другой судьбы у этой женщины не могло быть, и она это понимала. Её бледное лицо было совсем близко, губы дрожали, а от волос едва уловимо пахло розой после дождя.

– Лучше? – повторил Тим на выдохе и накрутил на палец выбившуюся из прически белокурую прядь. – Всё, что ты можешь, это ублажать моего отца в постели, и, видимо, стараешься, раз до сих пор он тебя не выгнал.

– Мерзавец!

Звонкому шлепку по щеке вторил гром за окном. От удивления Тим на мгновение ослабил хватку – Малеста этим воспользовалась и высвободила руку из цепкого мужского плена.

– Убирайтесь немедленно, – шипела леди Андервуд. – Вон!

– В такой дождь? – Тим продолжал насмехаться. – В такой дождь хозяин собаку на улицу не выгонит...

– Вы хуже любой собаки!

– Вот как ты заговорила...

– Уходите.

– Я уйду и больше не вернусь, но сначала возьму то, за чем приехал.

Малесте стало страшно. Закричать бы, но голос вдруг пропал, и из горла вырывались лишь сдавленные хрипы. Чего хотел этот щенок, было понятно без слов, ведь его горячие руки более чем красноречиво прошлись по её спине и талии, а затем скользнули вниз и нагло задрали юбку. Одичалый волчонок вырос и превратился в зверя с клыками, его злоба с годами не прошла, а только окрепла, и, чтобы противостоять ему, нужна была недюжинная сила, которой у Малесты как назло не было. А ещё и головокружение некстати усилилось, и сильнейшая слабость охватила всё тело именно в тот момент, когда надо было собраться и оттолкнуть от себя гадкого мальчишку, но руки не поднимались, и даже губы не могли прошептать ни слова проклятия.

Тук. Тук. Тук.

Тим вздрогнул и отпрянул от мачехи. Стучали в парадную дверь, но кого могло занести в такой час и такую погоду в находившийся вдалеке от шумных городов Девонсайд?

Замешательство пасынка сыграло Малесте на руку: она скользнула в сторону и, не оглядываясь, поспешила вверх по лестнице. Лишь оказавшись на втором этаже и спрятавшись за колонной, остановилась и перевела дух. До спальни оставалось пройти половину крыла, а там уже можно было попробовать успокоиться, заперевшись на ключ и приняв лекарство.

Тим взъерошил на голове волосы. Чего он испугался? Того, что из-за поворота вынырнут слуги и ринутся к дверям открывать? Или что это отец вернулся из города? Повёл себя, как пугливый воробей, а ведь желаемое было так близко. Тем более и бояться некого: слуг, торопящихся к дверям, не видно, стука больше не слышно. Да и бы ли тот стук вообще? Может, послышалось? Или, может, это был ветер, или деревья задевали мощными ветвями стены дома?

Тук. Тук. Тук.

Тим снова вздрогнул и заозирался по сторонам.

– Эй, – настороженно крикнул он в темноту, – откроет кто-нибудь или нет? Джонатан!

Но никто к Тиму не бежал, словно никто громкого стука не слышал, хотя тот повторялся и повторялся.

– Ева! – снова позвал Тим. – Джонатан! Сквозь землю вы все провалились, что ли?

Тук. Тук. Тук.

– Да что за чёрт, – выругался Андервуд и, в который раз проклиная и друзей, и тот день, когда решил вернуться в дом отца, шагнул к входным дверям и отодвинул засов. 

На пороге стояла молодая женщина, закутанная в латаный серый плащ, в башмаках, измазанных грязью, вся промокшая. Непонятного цвета волосы были собраны в тугой пучок на затылке, лицо было худым и вытянутым, а глаза – печальными.

– Нищим не подаём, – отрезал Тим и собрался было захлопнуть двери прямо перед носом побирушки, как молния вдруг сверкнула не только в небе, но и во взгляде незнакомки. По спине побежали мурашки.

– Мне бы только посушить одежду, – проговорила женщина.

– Я же сказал, мы нищим не... – во второй раз начал Андервуд, но очередная ветвистая молния с треском вырвалась из-за туч, и Тим тут же осёкся и неожиданно для себя распахнул двери пошире, позволяя незваной гостье войти.

Женщина робко переступила порог, огляделась и коснулась завязок плаща, с которого вовсю капала вода.

– Я позову кого-нибудь из слуг, – холодным тоном проронил Тим. – Вас проводят к огню, помогут почистить плащ и дадут пуншу согреться.

– Не стоит, – сказала женщина. – Не стоит так беспокоиться. Вы ведь Тимоти Андервуд, верно? Сын хозяина этого дома?

Тим насторожился. Напросившаяся в дом незнакомка вела себя странно и доверия не внушала. Не воровка, ли? И куда, чёрт побери, девался Джонатан? Это работа дворецкого открывать и закрывать двери, а также следить за тем, чтобы по дому не шастали посторонние личности, а этот усатый пингвин даже не соизволил на стук выйти. А стук-то был о-го-го! Только глухой не услышит.

Завязки на плаще тем временем были развязаны, и с него продолжало капать на пол, а незнакомая женщина смотрела на Тима таким смелым и ясным взглядом, что тот не выдержал и предложил:

– Следуйте за мной.

До малой гостиной они шли, оставляя за собой вереницу из дождевых капель и грязных следов. А когда вошли в комнату, то Тим первым делом шагнул к камину и, убедившись, что сухие поленья занялись огнём, придвинул два кресла, в одно из которых опустился сам, а на другое указал гостье.