Пашка… Что же ты наделал, сукин сын… Я ведь любила тебя…Лю-би-ла… В последнюю ночь перед командировкой Пашка был по-особому нежен сомной. Мне было так хорошо в его объятиях, что не хотелось вставать. В душ я непошла… Среди ночи меня разбудил богатырский храп. «Силен мужик», –подумала я и тихонько толкнула Пашку в бок. Я всегда так делала – не слушать жедо утра мощные рулады… После командировки Пашка обещал сходить к врачу. Откого-то я слышала, что от храпа избавляют с помощью операции. Подсекаюткакую-то уздечку – и нет проблем… Теперь операция ему ни к чему. Мертвые нехрапят…

Пашка мертв, я чувствую это. Кто-то убил его и стащилдипломат с деньгами. А потом хотели убить меня. Но зачем? Зачем?

Дверца огромного платяного шкафа с грохотом поползла всторону. Вскрикнув от ужаса, я вскочила и крест-накрест прижала руки к груди,словно хотела защититься.

– Да не ори ты так, ребенка разбудишь, – прозвучалзнакомый голос.

Это был Эдик.

– Что ты переполох поднимаешь? – сказал он и подошел комне.

Но я и не думала поднимать переполох. Бросившись к нему нашею, я заревела.

– Перестань, Катька, сырость разводить. Смотри, пацанчик ужезавозился…

Я замолчала и, взглянув на Саньку, быстро заговорила:

– Эти сволочи обещали убить меня и сына. Они хотят закопатьнас в могилу, живьем… Из-за них убили моего Пашку. Мне нужно отсюда сбежать.Они запретили выходить нам из комнаты. Сказали, что ребенка можно выгуливатьтолько на балконе… Это звери, настоящие звери… Но и ты тоже хорош! Ты почему,засранец, не соизволил пустую бутылку из-под виски выкинуть?! Попировал, гадползучий, а за собой не убрал! Ты что, меня подставить решил?!

– Прости, Катя, захмелел, – потупился Эдик. –Вискарь в голову дал, аж память отшибло…

– Память! Из-за тебя мне пришлось все рассказать! Из-за тебяменя чуть не пристрелили!

Замолчав, я посмотрела на открытый шкаф и, выпучив глаза,спросила:

– А ты каким образом попал сюда?

– Шел, шел и пришел. Еще днем я вычислил, где ты живешь: набалконе полотенце и детские плавки сушатся. Дальше – дело техники. На моесчастье, внизу никого не было. Я поднялся и открыл номер. Замки здесь – смеходин, пальцем можно сковырнуть.

– Господи, да откуда ты взялся на мою голову?! – всердцах простонала я. – Какого черта ты ко мне привязался? У меня своихпроблем по горло, так ты еще доставляешь мне неприятности! Послушай, будьдругом – смойся, а? Смойся отсюда, чтобы я никогда больше тебя не видела!

– Ты сама не знаешь, что говоришь. В сложившейся ситуации мынужны друг другу. Нам нужно держаться вместе. Где твой муж?

– Не имею представления. Скорее всего его убили, а дипломатс бабками похитили.

– Все понятно. Твой благоверный кинул братву. Да, теперь яне сомневаюсь, что тебя действительно закопают в каком-нибудь уединенном месте.Да и ребенка тоже.

– Паша не мог нас кинуть, – всхлипнула я, – немог. Он не такой!

– Это уже не важно. Важно выбраться отсюда. – Эдикулыбнулся и слегка приобнял меня за плечи.

Отстранившись, я прикусила губу.

– Что ж ты до сих пор здесь торчишь?

– Я ждал тебя. Хотя у меня были шансы скрыться. Правда,после того как ты рассказала Лютому, как я сюда попал, машины будут шерстить –будь здоров. Надо поискать другой способ.

– Так что же ты все-таки не скрылся?

– Катенька, не мог же я сделать ноги, не прихватив твой телефончик! –весело рассмеялся Эдик.

– Придурок ты, вот кто! – разозлилась я и приняласьнервно ходить по комнате. – Да, нам необходимо выбраться отсюда, но как?Из этой тюрьмы сбежать невозможно! На каждом шагу видеокамеры, собаки,охранники. Кремль, наверное, так не охраняют!

– Если серьезно, Катя, я кое-что придумал. В общем, я пришелза тобой. Я понял, что у тебя проблемы. Я видел тебя заплаканную, видел, кактебя увозили, как ты приехала на чужом джипе и побежала искать пахана. Я не могоставить тебя одну. Собирай сына. Нельзя медлить ни минуты. Утром будет поздно.

– О чем ты говоришь? – удивилась я.

– Я нашел мертвую зону. Короче, это такое место в заборе,которое не просматривается видеокамерой. Я сделал там подкоп. Только до заборапридется ползти. Если мы пойдем в полный рост, нас сразу засекут. Собирайся,Катюша, пока внизу никого нет.

Покрывшись красными пятнами от волнения, я подбежала кСаньке и стала его тормошить.

– Санечка, сыночек, просыпайся. Просыпайся, дорогой. Мыпоедем домой, – бессвязно бормотала я, натягивая на сына вельветовыеджинсики.

– Мама, я сам! – не открывая глаз, возмутился Санька.

Через пять минут мы вышли из коттеджа.

Внизу опять никого не было. Полусонный Санька молча прижималк себе потертого плюшевого зайца, которого везде таскал с собой. Похоже,присутствие незнакомого мужчины его не смущало, а может, он просто еще неразобрал, что к чему.

Пустынные дорожки были хорошо освещены.

– Главное – дойти до леса, – тихо шепнул мнеЭдик. – А там как-нибудь проберемся. До дыры – всего ничего.

В лесу я почувствовала себя намного увереннее. Зря Лютыйхвастался своей крутостью. «Приставлю к тебе своих людей… Будешь под конвоем втуалет ходить…» Ха, видали мы таких! Представляю, как вытянется его лицо, еслинам удастся сбежать!

– Катя, ложись на землю, дальше будем продвигатьсяползком, – приказал Эдик.

– Ползком? – оживился Санька. – Вот здорово! Это яумею. Смотри, дядя, так? – Задрав кверху обтянутую джинсиками попку,Санька пополз вслед за Эдуардом. Я – за ним.

Подкоп показался мне совсем маленьким. Санька, может, ипролезет, а вот мы с Эдиком – нет. Однако, как ни странно, вскоре мы оказалисьза территорией поселка. Все втроем.

Сев на землю, я обняла сына и тихонько всхлипнула. Эдикпогрозил мне пальцем и стал закидывать подкоп землей.

– Какого черта ты это делаешь?

– На всякий случай. Как-то не хочется сразу же попасть вжаркие объятия твоих товарищей.

– Это не мои товарищи! – разозлилась я и моментальноуспокоилась.

– А чьи же еще? Мои, что ли? – усмехнулся Эдик.

– Это товарищи моего мужа. Хотя какие они ему товарищи…Небось сами перерезали ему горло в темном углу.

Услышав мои слова, Санька насторожился.

– Мама, а где папа? – спросил он.