новом времени, которое обретало всех. Иногда я видел общение парня с девушкой, и этого я не имел. Я вспоминал, как я смотрел на девочку в 15 лет, которая играла в классики, а мои друзья смеялись от того, что я признался, что она мне нравится. И это было в прошлом моего отрочества, которое хранилось в памяти моей. Моё поколение давно стало взрослым, я же обитал на планете как безбрежный парусник.

Я закрыл глаза, осознавая одиночество, даже воронам не было до меня дела. Мне не хотелось сгинуть в пути в безызвестности, а Жанна осталась в каком-то городе, когда я всё шёл, и планета продолжала вращаться. Каждое моё дыхание продолжало жизнь в то время, когда обыватели продолжали её тоже, имея свою сущность – мы, люди планеты Земля. Я забывал обстоятельства настоящего времени, вспоминал Жанну, ничего не зная о ней, я думал о смысле и реальности, потом о людях, выживших в этом времени, также ведущих разный образ жизни, как и в веку. Я вспоминал писателей прошлого, их время жизни, думал об их смысле и всём человечестве, я думал о писателях века, которые давали своё. Я думал о своём возрасте, я знал, что я давал энергию, как и каждый из нас, но обстоятельства могут уходить в прошлое, а мы продолжать жизнь.

Моё имя – Лазарь, меня так назвал отец по моему прапрадеду, отца матери деда. Мой предок Лазарь возможно и не предполагал, что я явлюсь в этот мир через 100 лет после его рождения. Я отторгал людей, унижающих меня, использующих слова, подавляющие меня. Я продолжал жить, невзирая на обстоятельства, понимая обыденность людей, которые иногда совсем меня считали за никого, но имели чувства, потребные людям. Единственно, что я мог противопоставить – это мои мысли и мой путь. Эти перипетии мне были не нужны, поэтому я отдавался окружающему миру, который созерцал. Эти унижения я объяснял тем, что людям нужна была энергия, и они использовали этот способ получения её. Дальше думать я не хотел.

Я также не знал, обрету ли я больший смысл, чем странствие, но минуты всё шли, и это давало мне значимость, я наблюдал пустынность населённых пунктов, я думал о деятельности людей, которая для них была необходимостью, я думал о возрасте людей, о желаниях в виде мечты, которые могли не сбыться, потому что мы не проявляли энергию, а кое-кто и не верил в мечту, довольствуясь своей жизнью.

Мой друг из Питера в веку сказал, что я не от мира сего, видимо я удивлял, а кто-то требовал от меня событий жизни, но чем дальше я шёл, тем ближе я был к цели, так я думал, а цель заключалась в энергии. Ведь нам нужно было благо, но оно могло существовать лишь при жизни, что было за гранью – это неизвестно никому, но я лишь надеялся, что я не умру. Об этом люди думали из начала веков, но строя пирамиды и изобретая, поколения сменяли поколения, обретая настоящее.

Я жил, и я не умер, так же, как и ты. Меня овевал осенний ветер в безразличии к сущностям, обитающим в среде мира. Цюдольф в это время вспоминал своё пребывание в психиатрической больнице, где он пробыл всего 3 недели, там к психбольным относились не вполне, как к людям. Питание было убогим, но разрешалось читать, чем он и занимался, если позволяло состояние. Остальные же пациенты лежали на койках, у кого-то можно было обнаружить книгу, но за чтением он никого больше не замечал. Он читал лёжа, он читал, прохаживаясь по палате, он читал поздним вечером, когда освещение было слабым. Врач, иногда посещающий палаты, прохаживался так, как будто боялся испачкаться. Прогулок там не было, их держали под замком, и Цюдольф лишь созерцал прекрасное лето через окна больницы. Когда Цюдольф выписывался, у него дрожали руки, когда он заполнял опросник психолога, который это заметил и сказал, что это действие уколов.

Я шёл, невзирая на свои помыслы, иногда дающие сомнение. Но сомнение было не нужным, ведь оно могло мешать и остановить меня. Я не знал, каковы были мысли у Жанны, но она была светла, как июньский восход солнца. Я знал, что могут существовать мысли, подавляющие меня, и я же не знал, для чего встретил Жанну, но мысли о ней добавляли позитива в мою жизнь. Читая психологию в веку, я знал, что люди – существа социальные, я же по сути был оторван от людей, лишь изредка их встречая, а Жанна давала надежду и смысл того, что жизнь ещё не так плоха. И я был в состоянии идти, я продолжал это делать, и это было моей жизнью. Мы можем сказать, что Бог даёт нам возможность или не даёт, но так ли это было на самом деле?

Время шло, я это осознавал, оно было моим, а также оно было для всех обитающих в нём, настоящим временем, идущим для всех, возможно по разному, ведь ход его мы могли чувствовать не одинаково, но мы – люди настоящего жили в нём, в одном моменте времени. Мне не куда было спешить, но в тоже время я знал, что моё время не безгранично. Поэтому, вероятно, смысл был ещё во времени, но я не совсем понимал этого, и почти никогда не слышал подобного. Если бы я имел веру в Бога, я должен был бы молиться, но я не молился. Молился Александр и Серафим, они были с Богом, создавая деяния жизни на нашей планете.

Чем дальше я шёл, тем больше я проживал, и это было моим временем. Я всё думал о веке и сегодняшнем времени, ход бытия был изменён, но в тоже время оно осталось прежним. Я шёл бесцельно, но какая цель была у остальных людей? Это где-то в психологии, которая являлась наукой, но она же и не давала тех чувств, которые мне были необходимы. Не зная причин, мы продолжали жить. Я шёл после дождя, когда на мокрой земле я оставлял следы ботинок. Я вспоминал прошлое века, в котором было моё детство, события и дружбу, и проявления чувств, чего сейчас у меня было мало, вернее той жизни у меня уже не было.

Ты была в моей жизни, но кому это важно, кроме как мне? Ходьба успокаивала, отвлекала, но я каждый новый день имел отличное от другого дня состояние. Я давно не видел биоробота, я их видел за стойкой