сожгла его. Потом приходило еще несколько – так я их уже не читая жгла. А затем Витька перестал писать, видно, все понял.

Мария выслушала ее до конца и только потом спросила:

– А та монета… вы говорили, Виктор вам ее показал. Вы не помните, как она выглядела?

– Ох, ну вы скажете тоже! Столько лет прошло. Я же тогда совсем девчонка была, что мне эта монета?

– И все же, может, что-то запомнили?

– Ну, старая монета, потертая… с дырочкой посередине, я тогда еще подумала, что можно шнурок продеть и на шее ее носить, как кулон. Только не очень красивая – старая, не блестит… и вот что… – Елена отвела глаза и понизила голос: – Стоило ее увидеть, как-то нехорошо мне стало, словно тоска накатила. Да оно и немудрено, конечно, после того, что со стариком случилось.

Елена схватилась за чашку и увидела, что она пуста. Глаза ее нехорошо блеснули.

– А только я не пойму, вам-то это все зачем знать? Охота вам копаться в чужих секретах и обнажать неприглядные поступки, которых человек и так всю жизнь стыдится?

– Это моя работа, – сказала Мария. – А история ваша продолжение имеет, в наши дни тоже кое-что случилось. Вот напишу книгу, и, как знать, возможно, ее будут экранизировать, вам роль дадут…

– Какую? – усмехнулась Елена. – Девчонку пятнадцатилетнюю я сыграть не сумею…

– А и не надо. Вы сыграете одну женщину, которая случайно в эту историю замешалась и все расследовала. – И увидев, что Елена скептически хмыкнула, улыбнулась: – Это не я, есть у меня одна знакомая… Вам понравится роль. Только… – она выразительно посмотрела на пустую чашку, – никакого ирландского кофе в четыре часа дня. Переходите на капучино.

Мария ждала, что Елена сейчас вспылит и уйдет, но та только грустно вздохнула:

– Поняла уж.

И улыбнулась совсем как молодая.

– Вот так вот, – сказала Мария хриплым голосом, потому что от долгого разговора по телефону у нее аж в горле пересохло. – Все, что знала, эта Елена мне рассказала, ничего не придумала и врать не стала. А только что нам это дает? Эти секреты прошлого века абсолютно не приближают нас к разгадке нынешнего убийства.

Однако Надежда Николаевна была не согласна с подругой:

– Ну, теперь мы точно знаем, что покойная вдовица ничего не наврала, все так и было, как она описала. Имена совпали… Нужно выяснить, что потом происходило тогда, сорок пять лет назад. Кто-то же знал про эту историю, раз похитил монету.

– И как это сделать? – уныло спросила Мария.

– Пойдем проверенным путем…

На следующее утро Надежда Николаевна снова приехала в Константиновский сквер и подошла к знакомому дому. На скамейке у подъезда сидела та же самая старушка в панамке и по-прежнему взирала на мир детским доверчивым взглядом, ожидая от него только хороших новостей. При виде Надежды в ее блекло-голубых глазах не мелькнуло ни тени узнавания, словно они никогда прежде не встречались.

Что ж, старушка ведь говорила, что хорошо помнит только дела давно минувших дней, а то, что происходит теперь, не задерживается у нее в голове. «И это свойство ее памяти можно использовать», – подумала Надежда и, подойдя к старушке, деликатно осведомилась:

– Вы позволите с вами присесть?

– Отчего же нет? Садись, милая, места на двоих хватит.

Надежда села и замолчала, подставив лицо ласковому северному солнцу.

Старушка продержалась недолго.

– В гости к кому-то приехала? – деликатно поинтересовалась она.

– Не то чтобы в гости… – протянула Надежда Николаевна. – Дядя у меня здесь когда-то жил, вот я и приехала посмотреть на этот дом.

– Дядя? – заинтересовалась старушка. – А как звали-то? Может, я его знала.

– Да вы вряд ли помните… он давно уже умер.

– Так я как раз все давнее хорошо помню. Вот новое – плохо. Вот лицо твое мне вроде знакомо, а где я могла тебя видеть – убей, не помню. Ты в регистратуре нашей поликлиники не работаешь?

– Нет, не работаю. Я вообще издалека приехала. Просто у меня лицо такое, – поспешно проговорила Надежда Николаевна. – Многим кажется, что меня раньше встречали. А дядю моего звали Сигизмунд Кондратьевич…

– Сигизмунд, говоришь, Кондратьевич? Как же, помню! Правда, давно это было. Сорок пять лет уж прошло, как он умер. Почитай, никого здесь, кроме меня, с тех пор не осталось.

– Вы так точно помните, что именно сорок пять? – недоверчиво спросила Надежда.

– Конечно! У меня в том году как раз очередь на холодильник подошла, такое разве забудешь? Семь лет я этого холодильника дожидалась, а тут как раз подошла…

– А как он умер – вы помните?

– Как же, конечно, помню. С балкона упал. Вышел ночью покурить, перегнулся через перила, голова закружилась и свалился… одно только странно… – Старушка задумчиво потерла переносицу и проговорила, понизив голос: – Чего это он вышел ночью курить, когда раньше никогда не курил, ни днем, ни ночью? Он и папиросы-то в доме не держал…

– Действительно странно, – согласилась Надежда. – А это в деле было записано? Ну, раз такая смерть подозрительная, то, наверное, милиция работала?..

– В деле, в деле. Так и записано было в протоколе – упал во время курения…

– А кто вам про это рассказал, что он курил на балконе?

– Так я с Галиной Мстиславовной дружила, которая из жилконторы. Она мне все и рассказала.

– А больше она вам ничего не рассказывала?

– Да все она рассказывала. У нее от меня секретов не было. Мы с ней такие подруги были – прямо не разлей вода. Так вот она мне все и рассказала. Как он помер-то, Сигизмунд Кондратьевич, так комнату опечатали, такой порядок.

– Точно… – вставила Надежда, чтобы показать свой интерес к разговору.

– Потом-то ее, конечно, соседям отдали, Казаковым, которые в той же квартире жили, а сперва она опечатанная стояла. И можешь себе представить… – Старушка придвинулась к Надежде и понизила голос: – К ней, к Галине Мстиславовне, мужчина какой-то приходил и просил дать ключи от той комнаты, где дядя твой жил.

– Ключи? – заинтересовалась Надежда.

– Ну да, ключи.

– А зачем ему нужны были эти ключи?

– Ну, зачем ключи нужны? Чтобы, значит, в ту комнату попасть, а больше ни для чего.

– Это-то понятно. А зачем ему нужно было в ту комнату?

– Вот чего не знаю, того не знаю. А только думаю, что он там что-то найти хотел.

– И что, дала ему ключи Галина Вячеславовна?

– Это какая еще Вячеславовна?

– Ну, знакомая ваша из жилконторы.

– Так она никакая не Вячеславовна, а Мстиславовна! У меня с памятью еще полный порядок, если что старое нужно вспомнить. Вот новое – это