— Нужно дождаться субботы и обнаружить себя в тотмомент, когда он будет возвращаться из сауны, — пояснил Маслаков, —поздно вечером в субботу на службе никого не будет. А в воскресенье сотрудникиминистерства обычно тоже не выходят на работу. Значит, он должен будетпозвонить кому-то из своих из дома. Вот тогда мы и узнаем, кому он звонит.

— Рискованный план, — нахмурился Хонинов.

— Очень интересная идея, — загорелсяАракелов, — так и нужно сделать.

— Опасно, — снова засомневался Хонинов. Он сталгораздо рассудительнее и строже после смерти Звягинцева. Как будто принял насебя его заботу о группе. — Мы вызываем огонь на себя.

— Иначе не получится, — снова загорячилсяАракелов, — а так мы узнаем, кому он позвонит. Он обязательно должен насувидеть. И узнать Никиту.

— Нет, — решительно сказал Хонинов, — Никитумы пока подставлять не будем.

Пусть он не догадывается, кто именно за ним следит. Пустьпомучается. Но сама идея неплохая, хотя и очень опасная.

— Да, — вздохнул Маслаков, — я много над нейдумал. Никиту показывать никак нельзя, он у нас в запасе должен остаться. ПустьРешко просто заметит, что за ним следят.

Вообще-то этот подполковник давно должен был заметитьнаблюдение, если бы не был таким самовлюбленным индюком. Мы ездим за ним повсем городу на одной машине, на белом «жигуле» Аракелова. Машина принадлежитего брату, а поскольку у него несколько автомобилей, он разрешил поездить наней Аракелову. Заметить одну машину, которая тебя ведет, совсем нетрудно. Нодля этого нужно хотя бы иногда обращать внимание, кто именно за тобой ездит. Анаш полковник вообще не любил смотреть назад. Он, видимо, считал, что смертьЗвягинцева и наше отстранение от работы окончательно нас деморализовало.

— Ты чего молчишь? — спросил вдруг у меня СережаХонинов. — Мы же о тебе говорим.

— Чего говорить? Маслаков прав, нужно сделать так, какон говорит.

— Тогда решили. — Хонинов не любит долгихразговоров. — Дождемся субботы и сделаем так, чтобы он нас увидел. Нотолько учтите, ребята, что нам нужно будет снять номера с нашего автомобиля.Совсем необязательно, чтобы у брата Аракелова появились неприятности.

Молодец Хонинов. Он даже об этом подумал. Мы соглашаемся. Исразу выясняется, что завтра пятница и я должен опять быть у подлеца Мотина набеседе. Как мне надоели его «беседы». Один раз я действительно не выдержу ипошлю его куда-нибудь подальше.

В общем, договорились, что завтра меня будут ждать в девятьчасов вечера у Славы, когда ребята приедут туда же после того, как Решкоокажется дома. На следующий день я опять поплелся на беседу. Нужно былослышать, какие идиотские вопросы задавал мне Мотин. Такое ощущение, что онвообще свалился к нам из шестнадцатого или пятнадцатого века. Еще до открытияАмерики. Я вообще-то точно не помню, когда была открыта Америка, но, думаю, всеравно Мотин из глубокого средневековья — настолько невежественным и агрессивнымбыл этот тип.

Его даже интересовало, не было ли у меня плохих отношений сМихалычем или другими членами нашей группы. Неужели все можно было свести кмоим плохим отношениям с членами группы? И как я мог умудриться перебить водиночку столько неплохо подготовленных людей, уму непостижимо. Но Мотина,похоже, это не волновало. Он считал, что я самый лучший объект для обвинения. Ещебы. Я ведь подрался с Бессоновым как раз перед тем, как прогремел взрыв.Понятно, что у него есть шансы осудить именно меня. И сидящий рядом капитантоже все время ему поддакивал. В общем, они мучили меня часа три, пока наконецМотин не утомился.

— Ты мне всю правду расскажешь, — зло пообещал онв который уже раз. — Я тебя за решетку все-таки упрячу.

И в этот момент в кабинет вошел полковник Тарасов. Моимучители снова вскочили, вытянулись, и я снова подивился, какого маленькогороста был Мотин.

Тарасов улыбнулся, прошел к столу и снова сел на местоМотина. Потом спросил:

— Как у вас дела?

— Ничего не хочет рассказывать. Я думаю, уже сейчасможно уволить его из органов и передать дело в прокуратуру.

— Прокуратура и так ведет расследование, — строгозаметил Тарасов, с любопытством глядя на меня. Он вообще всегда смотрел на меняс любопытством.

— Но уволить его мы не можем, — храбро продолжалМотин.

— Сядьте, — махнул рукой Тарасов. У него в голосезазвучали металлические нотки. Мотин и его капитан послушно сели, при этомМотин сел на стул, стоявший рядом с его столом, смахнув оттуда листки бумаги. Япо-прежнему стоял перед полковником.

— Садись и ты, — разрешил он.

Я сел, глядя прямо перед собой. Честно говоря, я уже устал,и мне было все равно, что они еще там придумают.

— Неприятная история, Шувалов, — задумчиво сказалТарасов. — Эта перестрелка в вагоне… Ты же не Рэмбо, чтобы уложить столькочеловек. Кто тебе помогал?

— Никто. Я был один.

— Это ты расскажешь своей бабе, если она у тебяесть, — едко заметил Тарасов. — Так кто был с тобой в вагоне, кромеубитой журналистки?

— Никого. Я был один. Прокуратура уже все проверяла.

— Ага. Они установили, что ты стрелял, лежа на верхнейполке. Почему тогда они в тебя не попали, а ты в них так удачно всадил все своипули?

— Не знаю.

— И потом вылез из купе и убил третьего. Так, кажется,ты рассказывал?

— Да, все было так.

— А теперь расскажи, как было на самом деле.

— Все так и было.

— Ты не понимаешь, Шувалов, зачем тебя сюда вызвали. Мыведь не просто проводим служебное расследование. Это ты прокурору можешь фуфлотискать, чтобы ему мозги пудрить. А мне нужно знать правду.

— У меня есть свидетели.

— Они видели, что ты стрелял. Но они не могли заметитьдругого, который тебе помогал. Или ты действительно был один? Но тогда как тыдогадался, что пришли тебя убивать? Почему ты залез на верхнюю полку и когдаоткрылась дверь, начал стрельбу? Почему?

— Просто почувствовал.

Тарасов посмотрел на Мотина, чуть усмехнулся и, перегнувшисьчерез стол, вдруг спросил меня:

— А почему ты не чувствуешь, что я могу тебе такойспектакль устроить, что ты будешь всю свою жизнь о нем помнить?

— Чувствую, — говорю я и действительно чувствую,как у меня пересохло в горле.

— Тогда давай начистоту. Откуда ты знал про нападение?Почему залез на верхнюю полку?

Что мне ему рассказывать? Если начать с самого начала, товопросов будет больше, чем ответов. Если врать, он меня быстро изобличит. Еслипросто молчать, то меня выкинут из милиции уже через несколько дней.