— Нет-нет. Конечно. Все в порядке. Ты мне только скажи,когда и где.

— Ты ведь знаешь. Крот, что я не люблю трепаться доначала операции. В таких вопросах нельзя никому верить. Ты лучше подготовьдвоих очень надежных ребят. Они с нами на дело пойдут.

— Только двоих? — скептически спросил Крот.

— Делай, как я тебе говорю. Возьми лучше своих«шестерок», которые за тобой повсюду ходят, чтобы не было чужаков. И вчетверомвозьмем весь навар.

— Десять миллионов? — встрепенулся Крот.

— Да.

— Но как мы их возьмем? Для этого нужно десятьчемоданов. Ты ведь знаешь, мы с ребятами много раз проверяли. В один «дипломат»влезает не больше одного миллиона.

— Не беспокойся. Наша добыча войдет в один «дипломат».Мы с тобой будем брать другие ценности. Деньги нам ни к чему.

— Какие ценности? — заволновался Крот. —Какие ценности? Значит, мы берем не деньги?

— Конечно, нет. Зачем нам возиться с бумажками. Мывозьмем бриллиантами.

— Где? — вздрогнул Крот. — Где мы их возьмем?

— Не гони, — улыбнулся Счастливчик, — узнаешьвсе в свое время.

— Хорошо, — быстро согласился его алчныйсобеседник, — только ты все точно просчитай. Может, мне взять людейпобольше?

— Нет. Будут только мешать. Вчетвером мы возьмем всюкассу.

Счастливчик посмотрел на часы. Сегодня он должен был опятьувидеться с Катей. Первая встреча, состоявшаяся несколько дней назад, былаочень тягостной для обоих. Он с трудом оторвался от наблюдения «шестерок»своего ретивого компаньона и успел на встречу с посланцами Тарасова. Двоемрачных громил отвезли его непосредственно в тюрьму, где в камере вместе стридцатью другими женщинами находилась и Катя.

Екатерина Сорокина давно была его любовницей. Онивстречались, иногда он оставался у нее дома, иногда она приезжала к нему вгостиницы. Когда его арестовали, она носила ему передачи в тюрьму. И когда егоосудили, даже раза два приезжала к нему в колонию. Она была симпатичной, милоймолодой женщиной без особый претензий, отзывчивой и доброй. Он не любил ее, онапросто ему нравилась, и он часто отдыхал в ее компании. Катя обладала удивительномягким, покладистым характером. И одним из ее главных достоинств былаабсолютная отстраненность от всех дел Счастливчика. Она никогда не задаваланенужных вопросов, не страдала излишним любопытством.

Когда Тарасов сообщил о ее аресте, он с трудом удержался,чтобы не врезать полковнику по его наглой физиономии. Но в той игре, которую онтщательно продумывал все эти дни, срываться было нельзя. И поэтому он поехал напервую встречу в сопровождении двоих людей Тарасова. И даже сдержался, когдаувиделся с Катей, бросившейся с плачем ему на грудь. Всхлипывая, онарассказала, как у нее дома нашли наркотики, как проводили обыск, как еезабирали в эту тюрьму.

Она была испугана, раздавлена свалившимся на нее несчастьем,тем более страшным оттого, что она не понимала ни его причин, ни истинногосмысла случившегося.

— Я не виновата, шептала сквозь следы молодая женщина,а он стоял, сжимая кулаки, и ничего ей не мог ответить.

Лишь на прощание он пообещал приехать к ней еще раз ивытащить ее из этой тюрьмы. После этой встречи он не спал всю ночь. И только кутру следующего дня понял, что его план постепенно выкристаллизовывается.Именно поэтому он разрешил Кроту приехать на встречу вместе с Пирожковым и далпоследнему задание отобрать нескольких молодых парней для операции.

На вторую встречу с Катей он отправился, уже зная, чтоименно он хочет.

Однако на этот раз его еще больше раздражала и тюремнаяобстановка, и молчаливые сопровождающие, и специфический запах тюремногопространства.

Катя выглядела хуже, чем в первый раз. Отчетливообозначились круги под глазами, она нервно оглядывалась. И уже не сталаплакать, увидев его перед собой. Она просто всхлипнула и подошла к нему, чтобыдотронуться. К счастью, Тарасов разрешил им встречаться в отдельных помещениях,где заключенные могли разговаривать со своими адвокатами. Правда, радостьвстречи портили сопровождающие Счастливчика наблюдатели, молча сидевшие вкомнате. Он что-то говорил, а она все время молчала, словно думая о своем. Ипотом вдруг очень тихо спросила:

— Когда ты меня отсюда вытащишь?

— Что? — прервал он свой рассказ.

Она смотрела на него, ничего больше не говоря, и он понял,что просто обязан промолчать. Он бережно взял ее руку, осторожно поднес кгубам.

— Ты выйдешь через неделю, — твердо сказалон, — я тебе обещаю, — пробормотал он, легко касаясь губами ееволос, — ровно через семь дней ты отсюда выйдешь и никогда больше сюда непопадешь. Ты мне веришь?

— Да, — пробормотала она сквозь слезы.

— Я буду приезжать каждый день, — тихо сказалон, — а ровно через семь дней тебя освободят. Честное слово.

— Да, — попыталась улыбнуться она, но у нее неполучилось.

Примерно в это же время Пирожков встретился наконспиративной квартире с подполковником Гвоздевым.

— Ему нужны люди, — радостно сообщилПирожков. — Ему нужны четверо помощников.

— Он все-таки прокололся, мстительно сказалГвоздев, — значит, он планирует новое дело. Я так и думал. Он сказал, длячего ему нужны помощники?

— Нет. Он попросил найти ему четверых крепких ребят. Ноне молодняк, а «бойцов», лет по двадцать пять — тридцать. Сказал, что они нужныему для дела.

— И ты пообещал найти?

— Да, — кивнул Пирожков, — я думаю отобратьсамых надежных.

— Нет, — решительно возразил Гвоздев, — яотберу сам. Он ведь не сказал, для чего именно они ему нужны. Или ты опятьрешил мне соврать?

— Нет-нет. Он точно ничего не сказал.

— Тогда я дам своих людей, их ты ему и предложишь. Ибез вольностей, Пирожков, сам понимаешь, не тот случай.

— Все время вы меня оскорбляете, господинподполковник, — обиженно заметил Пирожков.

— Это ты у нас господин. Холеный и при деньгах, —насмешливо сказал Гвоздев.

— Ну, товарищ подполковник, — согласился Пирожков.

— Нет, — снова возразил Гвоздев, — это я длядругих товарищ, а для тебя гражданин подполковник. Для тебя ничего не изменилось,Пирожков, даже если ты еще одну золотую цепь себе на шею наденешь.

Пирожков почему-то потрогал свою золотую цепь. Это былсвоеобразный атрибут неинтеллигентных людей. Золотые цепи на шеях мужчин,появившиеся в девяностые годы, стали так же привычны, как и роскошные перстни,которые нацепили на свои мясистые пальцы нувориши. Когда на цепи висел крест,это еще было понятно и привычно. Но когда стали болтаться просто золотые цепи,выставляемые напоказ, то ничего, кроме иронии, у нормальных людей они не вызывали.Однако многие, и не только уголовники, продолжали носить такие золотые цепи, необращая внимания на ироничные улыбки вымирающих интеллигентов.