А обалдеть было отчего.

Пустое помещение, куда они попали, занимало практически весьпервый этаж – разве что за бледно-коричневой дверью таилась небольшая, судя повсему, кухня, источающая пары и ароматы вчерашнего супа. Штук восемь стоячихстоликов на алюминиевой ножке, покрытых облупившимися листами белого пластика,стены, крашенные до половины человеческого роста ядовито-зеленой краской, авыше – побеленные и, разумеется, пачкающиеся, засиженная мухами стойка,усыхающие в витрине бутербродики с сыром и колбасой, унылые ряды бутылок сминералкой, водка на полке, бутылочное пиво за стеклом. Но не это и не столькоэто поразило гостей. Алексея более всего потрясло наличие на стойкегромоздкого, уже почти забытого аппарата для разливки сока – три перевернутыхконуса, закрепленных на поворачивающейся ножке: подставляешь под него щербатыйграненый стакан, поворачиваешь крантик – и потек из сосуда яблочно-грушевый илитам березовый… Конусы были пусты. И, как последний штрих для этой панорамыневедомо каким образом сохранившегося уголка социалистического быта, угрожающенависало над стойкой исполинское, неведомого автора полотно в раме, квадратныхметров шести площадью, выполненное крупными, смелыми и жизнеутверждающимимазками в жанре развитого соцарта: какой-то мордатый тип в костюмчике и приочочках на трибуне, явно представитель аппаратных структур, благосклоннопринимает букеты цветов от идиотически радостных соплюшек в национальныхнарядах, окруженных толпой умиляющихся родителей и представителей узкоглазойинтеллигенции; причем на заднем плане представители пролетариата со злостьюпродолжают копать некий уходящий за горизонт канал. Причем вручную. Короче,подобные шедевры живописи доморощенных рембрандтов с названиями вроде «Н. С.Хрущев на торжественной церемонии, посвященной завершению реконструкцииВолго-Балтийского водного пути» или «Л. И. Брежнев присутствует на торжественнойсмычке Байкало-Амурской магистрали», как правило, украшали собой в не стольдалекое время исключительно краеведческие музеи провинциальных городков – и толишь по причине отсутствия прочих, хоть чем-нибудь знаменательных местныхартефактов. А вот в образе мордатого очкастого аппаратчика, голову можнопрозаложить – один лишь Карташ его узнал – был изображен Сапармурат Ниязов,президент Туркменистана.

Иными словами, жизнь в буфете на сортировочной станцииБуглык будто бы замерла на глухой отметке «1975 год» и с места пока сходить несобиралась. А запах! Потрясающая смесь ароматов прогорклого масла, мяса третьейкатегории, кислой капусты и еще чего-то такого далекого, ностальгического,воскресающего память о закусочных, пельменных и прочих очагах общепита, короче,о временах, когда слыхом не слыхивали ни о каких пиццериях, бистро и«макдональдсах», а «кока-колу» видели только по телевизору, да в недолгое времяОлимпиады-80… И вот эту бьющую через край соцреальность довершала фигурадородной тетки в замызганном переднике, по-хозяйски расположившейся за стойкой– с какой-то местной газетенкой в руках и с грозным выражением «не мешайтеработать, суки» на лице. Тетка была отчетливо восточных кровей: миндалеглазая иусатая, с бюстом пятидесятого размера и кокетливой прической а-ля «вавилонскаябашня» над затылком. При появлении троицы в не совсем свежих камуфляжах усатаядама и соболиной бровью не повела – продолжала лениво листать газетку короткимитолстыми пальцами с ядовито-красным маникюром, словно единственный, кто могпобеспокоить ее покой, был сам Туркменбаши. Ну, или на крайний случай, господинПутин.

Наплевав на правила социалистического уклада, беглый зэкГриневский скинул с плеча сидор, вразвалочку двинулся к стойке, оперся локтямио кипу жирноватых подносов с будто обгрызенными краями и осведомился по-русскивполне дружелюбно:

– А что, хозяюшка, в вашем бахчисарае позволено либудет усталым путникам отдохнуть и утолить голод?

– Бахчисарай – это где-то между Ялтой иСевастополем, – вполне ожидаемым басом и, неожиданно, без малейшегоакцента ответствовала хозяйка, ни на миг от газетки не отрываясь, – аздесь Туркменистан, если не в курсе. Отдохнуть – это не ко мне, а к Тезегюль,на первом пунктире комнатенки держит, недорого. А похавать – чего видите, то ихавайте, только кухня уже закрыта, так что пирожки с картошкой, пицца, ляжкикуриные, кофе бочковое, чай, и сосиски могу разогреть. Яйца под майонезом. Авот бутерброды, что с сыром, что с колбасой, не советую. Подохнете, –меланхолично добавила тетка. Ни дать ни взять – продавщица из совдеповскоголабаза времен Бровеносца. Карташ даже в благословенной памяти Парме такого застояневстречал…

– Да у нас местных денег нет… – признался Гриневский.

– А у кого они есть? – философски заметилабуфетчица, с треском сложила газету и цепко глянула на вошедших. – Мы,туркмены, народ не гордый, любые деньги принимаем. Кроме фальшивых.

– Баксы устроят? – спросил Карташ напрямик.

– Издалека сами?

– Из Сибири, хозяйка, – сказала Маша.

– Значит, издалека, – она неторопливо отложилачтиво, но с места не сдвинулась. – На беглых не похожи, на бичей тоже…Какой шайтан вас сюда принес, а?

– Да груз один привезли. Сопровождающие мы, –смиренно ответил Алексей, понимая, что без обстоятельной беседы пожрать им недадут.

– Гру-уз… – то ли не поверила, то ли разочароваласьтетка. – Много вас тут таких бродит, и все с грузами... Баксов много?

– А что?

– Куплю. Выгоднее, чем в городе, клянусь. И чекдирмеразогрею – пальчики оближете…

Они переглянулись. Местные фантики, конечно, нужны, тут кмулле не ходи, но поскольку никто из сибирских странников в глаза не виделместную валюту, даже не знал, как она зовется, то поддаваться на уговоры ченджабыло стремновато.

– Сначала поедим как люди, – решил за всехКарташ, – а потом и о бизнесе поговорим.

– Это правильно. Кто о делах на пустой желудок толкует…

Тетка подхватилась с места и не спеша, ни дать ни взять –аглицкая королева, покидающая светский раут, – двинулась в сторону кухни.Запертой, между прочим, – по ее собственным словам.

.........

…Блюдо с малоаппетитным погонялом чекдирме на вид оказалосьбараниной, тушенной с картошкой, помидорами и луком и выложенной на огромноеблюдо посреди столика, а на вкус… не сказать, конечно, что пальчики оближешь,но вполне приемлемо. По крайней мере, для подобного заведения. Полагалосьраздаточной ложкой (столовой, алюминиевой, за свою жизнь не единожды гнутой ивновь выпрямляемой) накладывать кусочки себе на тарелку и не менееисковерканными вилками хавать. Шантарская девушка Маша смотрела на всю эту экзотикус толикой опаски и ковыряла вилкой вяло, а Карташ с Гриневским, потому какжизнью приученные быть к еде неприхотливыми, наяривали источающую жир баранинуза обе щеки. Карташ, тем не менее, не забывал краем глаза попутно отслеживатьобстановку. Обстановка оставалась стабильной: вокруг тихо, темно и безлюдно.Как в могиле. И он, как ни странно, успокоился.