Вновь показалась давешняя хозяйка достархана, не в примерпрошлому разу доброжелательная и предупредительная, – а все по причинеотслюнявленных ей пятидесяти баксов. Осведомилась елейно:

– Желаете еще что-ни... А ну кыш отсюда, порсы![3]

Все обернулись.

Последняя фраза относилась к девчушке, сунувшей было встоловку нос, – в грязных джинсах и какой-то местной одежке, напоминающейфутболку с длинными рукавами и плюмажем с колоритным орнаментом. Годочков былоей ну никак не больше двенадцати, смугленькая, востроглазая и губастая.

– Кыш, кому сказала! – повысила голос хозяйка иприбавила еще несколько заковыристых слов по-тутошнему.

Девчушка звонко ответила заковыристо не менее, тряхнулагривой иссиня-черных волос, заплетенных в миллион косичек, и скрылась.

– Повадились ведь попрошайничать, гуджуки[4], –проворчала тетка. – То хлебушек выспрашивают, то сопрут чего… а то и воттипа вас сопровождающим предлагают не скажу что…

– Вкусно, спасибо, – сказала Маша.

– Старалась, – сказала тетка. – Так какнасчет добавки и купить-продать?

– Я за добавку, – тут же вскинулся ПетрГриневский.

– Цыц мне. Не набивать брюхо перед походом. Значит так.Добавки – отказать, куплю-продажу – надо обдумать, – Алексей допил чаек(вот чай был абсолютно наш, советский – на соде), достал из стаканчика в центрестола кусок серой оберточной бумаги, вытер губы. Трапеза настроила его наблагодушный лад, и сведенная спина позволила себе наконец-то чутьрасслабиться. – А что, хозяйка, никто не спрашивал тут двоих угрюмыхсибиряков и одну симпатичную сибирячку, что груз привезли? Нас вроде встречатьдолжны были, в гостиницу определить…

– Да кто ж меня спрашивать будет. Вы на станции-тобыли? Туда идти надо, там все начальство.

Они переглянулись. На станцию – это вряд ли. Груз секретный,контрабандный, кто ж его через бюрократию проводить станет… Нет, ребята, либоих должны встретить возле точки прибытия, либо другого не дано. Опять нахлынулоощущение угрозы.

– Ладно, – вздохнул Алексей. – Давайменяться, уважаемая. А потом мы думать будем.

Местные фантики именовались манатами и у тетки имелисьпрямо-таки устрашающего достоинства – по пять и десять тысяч. Монеты, которыезвались тенге, номиналом уступали бумажкам ненамного: были в пятьсот и тысячу.Вновь нахлынули кошмарные воспоминания о перестроечных временах и раздутых, кактруп, ценах, однако путем аккуратных расспросов выяснилось, что здесьне все такплохо: литр девяносто пятого бензина, к примеру, стоит два бакса, а посколькуцены на нефть, так уж повелось, определяют все остальные, то, стало быть, сголоду они не помрут.

Но совершить денежный обмен они не успели. Вторичнораспахнулась дверь в столовую, и сердце Алексея провалилось куда-то в желудок,потянув за собой все прочие внутренние органы, так что аж горло перехватило, ион лишь мог молить бога, чтобы его эмоции не отразились на лице. «Твоюмать, – яркой вспышкой мелькнуло в мозгу, – этого только не хватало…»Рука Гриневского метнулась было к пояснице, где, заткнутая за пояс, терпеливождала, когда можно будет вволю повеселиться, верная «Беретта», но зэк себяодернул. Сделал скучающее лицо и отвернулся. А вот Маша вела себя неправильно.То есть настолько неправильно, что Карташ на месте вошедшего немедленновыхватил бы ствол и открыл огонь на поражение, а уж после принялся быразбираться – кто, зачем и на фига. Помертвев лицом, расширенными от ужаса ибезнадеги глазами Маша смотрела на их сваленную в углу поклажу. Сквозь материюотчетливо проступали очертания «калаша». Более того: его приклад немноговысовывался из-под тесемки…

«А при чем здесь девка-то?! – рявкнул на себяАлексей. – Сам виноват, идиот, кретин, дезертиришка хренов, сам ведьпаковал и прятал! Расслабиться, пожрать ему захотелось!!!»

И с видом благонадежнейшего гостя из братской республикиповернулся к новому персонажу на сцене.

А на сцену вышел мент.

Было бы нелепо сомневаться, что азиат и в форме, разумеется,ненашенской, однако ж не оставляющей ни малейших сомнений, что именноментовской: серый бушлат с какими-то непонятными нашивками и шевронами, пояс сдубинкой, кобурой и наручниками, штаны, заправленные в высокие ботинки нашнуровке.

Вразвалочку он пересек зал, поздоровался с хозяйкой (тапискнула что-то почтительное) и повернулся к сибирским сопровождающим.

Молодой еще, сопляк-сопляком, с круглым лицом и едвапробивающимися над губой усиками, с какими-то прыщиками на лбу, но взгляд егоузких зенок из-под чахлых бровей был внимательный и донельзя неприятный.

– Мир вам, гости дорогие, – сказал он, и непонятнобыло, то ли издевается, сука, то ли так тут в самом деле принято начинатьразговор, обычно заканчивающийся широко известным «Никому не двигаться, руки вгору!». – Иду вот мимо, смотрю – люди гражданские, напрочь незнакомые, свещами и обедают, думаю: а что это незнакомые люди делают ночью насортировочной станции? Дай, думаю, зайду, поздороваюсь, познакомлюсь. Может,помощь нужна, да?

Сама доброжелательность он был, но и самый захудалый лохтакой доброжелательности бы не поверил ни на грош.

Только бы никто из наших не сорвался, в панике подумалАлексей. Только бы Машка молчала и не глупила, Таксист тертый, зря на рожон неполезет, тогда, глядишь, еще и пронесет. Тогда, глядишь, договоримся, соткубаксов сунем, мозги запудрим. Не впервой же ментам головы пудрить? Подумаешь –мент, менты везде одинаковые…

– И вам мир, уважаемый, – через силу улыбнулся они почувствовал, что края губ дрожат как зайцы. – Мы груз сопровождали, изСибири привезли, вот, ждем встречающих, а они чего-то запаздывают…

Краем глаза он заметил мелькнувшее в окне лицо давешнейсоплюшки – та наблюдала за происходящим с жадным любопытством.

«Настучала, тварь нерусская, – с бессильной тоскойподумал он. – На хлебушек зарабатывает, коза туркменская…»

– Из Сибири, значит, – почесал висок ментяра ирасплылся в улыбке – такой широкой, что лицо его превратилось в грушу. –Чего ж не понять, уважаемые, это мы понимаем, добро пожаловать… Хрень какую-тожелезную привезли и вагончик-теплушку, правильно я понимаю?

На это Алексей не нашелся, что ответить. Тетка бочком-бочкомретировалась в сторону своего поста – к стульчику и газетке. А мент произнесфразу не менее известную:

– А на документики ваши взглянуть позволите?

«Бля-а…»

Сопроводительные документы они отдали аксакалу в наколках,поэтому пришлось играть сицилианскую защиту – то бишь переходить в наступление:

– А представляться туркменским милиционерам неполагается? Или как вы там называетесь…