— Я вас сюда не приглашала! — огрызнулась Соренза.

— Хотите, чтобы я уехал?

Его вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Этопоследнее, чего Соренза желала в этом мире, но она произнесла дрожащим голосом:

— Да, это именно то, чего я хочу.

Стон вырвался из груди Николаса. Он резко привлек Сорензу ксебе и стал целовать, пока она не перестала сопротивляться и не обмякла в егоруках. Ее поцелуи, сначала осторожные и легкие, становились все чувственнее. Непомня как, она оказалась лежащей на его коленях, ее руки обвивали его шею.Тесно прижатая к его груди, она чувствовала, как бешено колотится его сердце...

Голос Изабелл, зовущий их, заставил Сорензу резковыпрямиться и, испуганно моргая, в недоумении уставиться на Николаса.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я уехал, — прошептал он, и егоглаза заблестели. — Скажи это. — Николас поцеловал ее в кончик носа. — Скажи.

— Я не хочу, чтобы ты уехал, — как завороженная откликнуласьона.

— Хорошо.

Изабелл снова позвала их в дом. И Николас бережно поставилСорензу на ноги.

— Хорошо, потому что у меня не было намерения уезжать. — Онухмыльнулся, нарочно, чтобы рассеять атмосферу волшебства и вернуться к реальности.— Больше никаких расспросов и ссор. Теперь мы будем просто приятно проводитьвремя в обществе друг друга.

Соренза озадаченно посмотрела на него. Перед ней былхамелеон, который менял окраску так быстро и неожиданно, что она не успеваласледить за ним.

Улыбка мгновенно исчезла с лица Николаса.

— Тебе нечего бояться, — успокоил он Сорензу. — Мы взрослыелюди. Мы пытаемся лучше узнать друг друга, и никто из нас не хочет никомупричинить боли. Так ведь?

Это тебе так кажется. Один из взрослых людей — НиколасДоуэлл, а с ним надо быть настороже.

— Пойдем, — сказал он, и в его голосе послышалась усталость.— Я проголодался. Надеюсь, Белл вкусно готовит.

— Замечательно. — Эта тема нравилась Сорензе больше. — Имеясыновей-вундеркиндов и мужа-гения, кузина довела свой врожденный дар досовершенства и стала превосходным кулинаром. С ней не сравнится даже твой Луис.Кстати, Белл и в вине знает толк.

Лицо Николаса расплылось в улыбке. Он стал похож надовольного жизнью кота.

— Кажется, я неплохо проведу эти выходные. Музыка, хорошеевино и женщина.

— А лучше было бы — женщины, музыка и хорошее вино, — ехиднозаметила Соренза.

Непослушная прядь опять выбилась из прически, и онаостановилась, чтобы поправить ее:

Взгляд Николаса скользнул по ее высокой груди, осиной талиии длинным стройным ногам, одну из которых не портила даже повязка.

— Ты права, — хрипло произнес он.

Еда была изумительная, как и пообещала Соренза. За бокаломвина разговор шел очень весело, и даже Джордж время от времени вставлялостроумные замечания. Соренза поймала себя на том, что впервые за последниенесколько часов позволила себе расслабиться.

Николас умеет к каждому подобрать свой ключик, думала она,видя, как Белл расцвела от его комплиментов, а Джордж ждет не дождется, когдаже они наконец вернутся к росписям тронного зала кносского дворца на Крите. НоСаймон тоже умел очаровать и расположить к себе любого.

Эта мысль больно кольнула ее в сердце, и Соренза разозлиласьна себя за то, что позволяет воспоминаниям портить себе настроение. Она оставилаего в прошлом, а сейчас ей казалось, что Саймон опять где-то рядом, у нее заспиной, как сказал Николас. Похож ли он на ее бывшего мужа?

Она посмотрела на Николаса. Тот полностью завладел вниманиемхозяев дома, рассказывая одну из многочисленных забавных историй, героемкоторой являлся сам.

Саймон никогда не стал бы смеяться над собой. Но, кто знает,может, для Николаса это всего лишь способ завоевать расположение людей? Саймонбыл высоким, темноволосым и красивым, как Николас. И тоже богатым. Как и вНиколасе, в нем таилась некая притягательная сила, которой не моглапротивостоять ни одна женщина.

Но Саймон, ко всему прочему, был жестоким, недальновидным игрубым деспотом, который тщательно скрывал мерзкие черты характера под внешнейпривлекательностью и задорно-мальчишеской манерой поведения. Он был мечтой всехее университетских подруг, и, когда Соренза вышла за него замуж, они позеленелиот зависти.

Кто бы мог подумать, что этот обаятельный молодой человекпревратится в садиста и будет устраивать скандалы по каждому пустяку? Квартира,которую они снимали, стала для Сорензы местом тяжелых испытаний, и только налекциях или в компании друзей она чувствовала себя в относительнойбезопасности.

Почему она так долго выносила это? Возможно, верила, что всеизменится, или отчаянно боялась, чтобы не повторилась история ее родителей.Каждый раз, когда между ними происходила ссора, она обещала себе, что попробуетстать Саймону лучшей женой в мире. Наверное, думала, что это все-таки ее вина.Саймон хороший. Все так говорили...

— ...не так ли, Соренза?

Она опять оказалась за изысканно сервированным столомИзабелл, и на нее вопросительно смотрели три пары глаз.

— Извините, — пробормотала Соренза, стараясь изобразитьулыбку. — Я думала о работе.

— Не о моей, надеюсь? — лениво-равнодушно спросил Николас,но его глаза засветились недобрым огоньком.

— Нет, с твоей все в полном порядке.

Она повернулась к кузине.

— Извини. О чем ты говорила?

Беседа возобновилась, но всякий раз, повернувшись кНиколасу, Соренза ловила на себе его задумчивый взгляд.

Ближе к полночи все четверо поднялись по резной деревяннойлестнице на второй этаж. И супруги Даймонд чинно удалились в свою спальню,оставив Сорензу наедине с Николасом.

— Спокойной ночи, Соренза.

Николас наклонился и поймал губами ее чувственный рот. Егоязык скользил мягко, но настойчиво, пытаясь проникнуть все глубже. Охваченныйстрастным желанием овладеть ею, Николас пылко ласкал разгоряченное лицо молодойженщины, шею, покусывал мочки ее ушей. Тепло разлилось по телу Сорензы. Онприжал ее к себе с такой силой, что ей трудно стало дышать. Казалось, имовладело безумие. Но вдруг он остановился и опустил руки.

Ноги с трудом держали ее, перед глазами все плыло, когда онастояла перед ним, пытаясь прийти в себя, а он смотрел на нее голодным взглядом.

— Когда мне было чуть больше двадцати, я встречался с однойдевушкой, и сильно обжегся, — отрывисто сказал Николас. — С тех пор я непозволяю чувствам вырываться наружу. Я не даю никаких обещаний. Я простоостаюсь верен той, с которой встречаюсь, и ожидаю от нее того же. Честность иверность без сожалений и взаимных обвинений. Неплохая философия, не правда ли?